Марлон Джеймс - Черный Леопард, Рыжий Волк [litres]

– А когда мы найдем его, что тогда? Ты просишь нас пойти против Короля?

– Я плачу тебе за то, чтобы разоблачить Короля.

– Докажи, что Король стоит за каким-то убийством.

– В истории о Короле больше того, о чем ты знаешь. И ты если б знал, то снести не смог бы.

– А то!

– Она платит тебе не за то, чтоб ты вопросы задавал или думал. Она тебе платит, чтоб ты вынюхивал, – вступила в разговор Нсака Не Вампи.

– Откуда вам известно, что ребенка не убили?

И Нсака Не Вампи, и Бунши смотрели на меня.

– Мы знаем, – произнесла Бунши.

Я едва не брякнул, что тоже знаю, но посмотрел на Леопарда. Тот глянул на меня и кивнул.

Дверь внизу открылась и закрылась. Я подумал, что это малец, только запах был не его. Нсака Не Вампи подошла к дверному проему и выглянула. Потом сказала:

– Через два дня мы на лошадях отправляемся в Конгор. Придете, не придете – мне без разницы. Ты ей нужен.

Она указала на Бунши, но я по-прежнему глядел мимо нее. Даже не слышал, что она дальше говорила из-за потянувшегося с лестницы запаха. Запах этот я еще раньше чуял, думая, что это Бунши, но с ней мы никогда не встречались, и она была права: она не пахла, как омолузу.

Запах приближался, кто-то нес его, и я знал: ненавижу его так, как уже много лет ничего не ненавидел, больше, чем ненавидел тех, кого знал когда-то, но все равно убивал. Он поднимался по ступеням, ближе подходил, я слышал шуршанье его ног, и с каждым его шагом ярость моя разгоралась все больше.

– Ты опоздал. Все уже…

Слова ее обрубил топорик, какой запустил прямо перед ее лицом в основание двери.

– Срам божий! Ты едва в меня не попал, дружище, – произнес он, появляясь в дверном проеме.

– Промахнуться я не старался, – заверил я и метнул второй топорик прямо ему в лицо. Он увернулся, но ухо ему задело.

– Следопыт, это уже…

Я с разбегу прыгнул на него, мы вывалились обратно на лестницу и покатились вниз по ступеням. Руки мои лежали у него на шее, и я сдавливал их, пока шея не сломается или дыхание его не замрет.

Катимся вниз по ступеням, хрустят кости, его, мои, ступени, отлетевшее крошево. Я, теряющий опору, он, теряющий голос, катимся, катимся и плюхаемся на пол внизу, встряска от падения, и он, пинающий меня в грудь. Я падаю навзничь, и он на мне, я его сбрасываю и выхватываю нож, но он выбивает его из моей руки и бьет меня в живот, потом в лицо, потом в щеку, потом в грудь, но я перехватил его руку, отвел кулак, ткнул его под подбородок и еще раз – в левый глаз. Леопард сбежал вниз леопардом, может, обратиться успел, я не видел, я с этого супостата глаз не сводил. Он бегал, прыгал, лягался, я увернулся, локтем маханул и заехал ему прямо в морду, он и свалился, треснувшись оземь башкой. Я запрыгнул на него, хлестанул по левой щеке, потом по правой, потом по левой, а он дважды двинул мне под ребра, и я с него свалился, но выкатился из-под занесенного им ножа, и он ударил в пол. Пинком я отбил его пинок и опять пинком отбил пинок и поднялся, пока он поднимался, и Леопард мог бы и получше придумать, чем оттаскивать меня от него или останавливать: заглядевшись на Леопарда, я пропустил момент, когда супостат зашел мне за спину, замахнулся над затылком и ударил, стало мокро, я упал на колени, а он опять взмахнул рукой и еще раз вдарил, а я подсек его ноги, и он упал. Я опять навалился на него и отвел руку, чтобы врезать хорошенько по его окровавленному лицу, похожему на какой-то лопнувший сочный темный плод, когда в горло мое ткнулось лезвие.

– Я тебе башку отрежу и скормлю ее воронам, – произнесла Нсака Не Вампи.

– Я по всей тебе его запах чуял.

– Убери руки с его горла.

– Сейчас, – сказал я.

– Не…

Стрела пронзила ей волосы, прихватив с собой прядку-другую. Леопардов малый стоял внизу на полу в готовности: еще одна стрела лежала на тугой тетиве. Нсака Не Вампи подняла руки. Резкий порыв синего ветра ударил в пол и мигом разметал нас друг от друга. Мы с Леопардом крепко в стену врезались, а Нсака Не Вампи укатилась прочь.

Найка смеялся наверху, стараясь в себя прийти. Он плюнул в ветер, и тот громче завыл, припечатывая меня к стене. Его голос покрыл все, старухин голос. Заклинанье пропало с пола. Ветер стих так же быстро, как и возник, и мы стояли, разделенные один от другого, по разные стороны комнаты. Бунши спустилась по ступеням, но старуха осталась наверху.

– Это этих ты хотела, чтоб ребенка отыскали? – спросила она.

– Вы оба знаете друг друга, – сказала Бунши.

– Полюбовница черная, ты не слыхала? Мы старые друзья. Больше чем полюбовники, раз уж я с ним шесть лун постель делила. А все ж ничего не случилось, эй, Следопыт? Я говорила тебе когда, что была разочарована?

– Это что за мужик? – спросил меня Леопард.

– Зато он столько мне про тебя рассказал, Леопард. Обо мне он тебе и словом не обмолвился? Этот сын прокаженной шакальей сучки – ничто, но кое-кто кличет его Найка. Я поклялся всякому засратому богу, какой станет слушать меня, что, когда увижу тебя еще раз, если такой день настанет, то убью, – сказал я.

– День этот не сегодня, – произнесла Нсака Не Вампи. В руках она держала два кинжала.

– Надеюсь, ради твоего же блага, что, когда он имеет тебя, ты заставляешь его вытаскивать. Даже семя его ядовито, – предостерег я.

– По-моему, наше воссоединение проходит не слишком хорошо. У тебя на челе гром торчит, – балаболил Найка.

– Следопыт, давай…

– Давай – что, котяра?

– Что бы такое ты ни искал, сегодня не тот день, когда ты это найдешь, – ответил он.

Я был в такой ярости, что только то и чувствовал, что жар, только то и видел, что все красное.

– Ты такого за золото не делал. Даже за серебро, – кипел я.

– Все такой же глупец. Есть задачки, какие сами по себе награда. Ничего значит ничего, и никто не любит никого – разве не так любил ты повторять? И все ж ты со всеми своими чувствами, а веришь этому превыше всего, даже нюха своего. Глупец в любви, глупец в ненависти. Все так же считаешь, что я делал это за деньги?

– Уходи сейчас же, не то, клянусь, мне плевать, кого убить, чтоб до тебя добраться.

– Нет, это ты уходи, – сказала старуха. – А ты останься, Леопард.

– Куда он, туда и я.

– Тогда оба проваливайте! – прикрикнула старуха.

Нсака Не Вампи повела Найку наверх, все это время не сводя с меня взгляда.

– Убирайся! – рыкнула Бунши.

– А я и не думал забираться, – хмыкнул я.

Глубокой ночью я проснулся, когда в комнате было еще темно. Мне казалось, что я восстаю от неспокойного спанья, но она уже вошла в мой сон, чтоб пробудить меня.

– Ты знал, что пойдешь за мной, – сказала.

Густота ее осела на подоконнике, вздулась холмом, потом вытянулась до самого потолка, потом вновь обернулась женщиной. Бунши стояла у окна, отражаясь в стекле.