Джон Норман - Мечники Гора

Мужчины, кто-то, неловко карабкаясь по бортам, другие, просто спрыгивая, начали высаживаться прямо в воду, в том месте доходившую им до груди, и брести к берегу. Все были вооружены они, но единообразия не наблюдалось. Большинство имело при себе мешки, которые держали над водой. Многие, двигаясь по грудь в воде, опирались на копья.

— Кто это такие? — спросил я, разглядывая странный, неподдающийся квалификации отряд из примерно полусотни мужчин, выглядевших явно опасными.

— Бандиты, наёмники, убийцы, изгои, люди без капитанов, незнакомцы, — прокомментировал Пертинакс.

— Что им здесь надо? — спросил я.

— Понятия не имею, — буркнул мой собеседник. — Только не позволяйте им вас заметить.

— Куда они собираются идти? — поинтересовался я.

— Они следуют за штандартами, флагами, — пояснил он.

— Но куда? — не отставал я.

— Да не знаю я, — развёл руками Пертинакс. — Куда-то вглубь леса, на юго-восток от деляны Порт-Кара. Возможно к истокам реки.

— А что за река? — осведомился я.

— Александра, — ответил он.

— Не знаю такой, — признался я.

— Это небольшая река, — отмахнулся Пертинакс.

— И что же им могло бы понадобиться у истока этой реки? — спросил я.

— Откуда мне знать? — проворчал мужчина.

— Река, насколько я понимаю, — предположил я, — узкая, но глубокая, похожая на фьорд. Вход в неё, скорее всего, закрыт скалой.

— Мне показалось, что Ты сказал, что не знаешь эту реку, — удивлённо уставился на меня Пертинакс.

— Правда, не знаю, — заверил его я, — но определенные вещи очевидны,

— Эти люди явно вне закона и наверняка опасны. Уходим, — сказал он, и осторожно пошёл вглубь леса.

Мы с рабыней последовали за ним. Один раз я обернулся. Галера покачивалась у берега. Вёсла зависли над водой. Её явно не собирались вытаскивать на берег.

Быстро темнело.

— Она — первая девушка, Господин? — спросила Сесилия, в голосе которой прорезались сердитые нотки.

— Нет, — ответил я. — Если бы она была таковой, то Ты бы уже была у её ног.

— Слышала это? — раздражённо буркнула Сесилия, посмотрев на другую девушку.

— Мешай суп, — бросила та.

— Не ссорьтесь, девушки, — сказал Пертинакс, примирительно.

Рабовладельцы редко вмешиваются в ссоры рабынь.

Рабыня Пертинакса, которую звали Константина, бросила на него недовольный взгляд. Мне это показалось интересным. Не трудно догадаться, что она была недовольна порученной ей рутиной. Правда, сама она сделала немного, только проследила, чтобы основная работа легла на плечи Сесилии, в том числе и сбор хвороста.

Мы с Пертинаксом сидели со скрещенными ногами, ожидая, когда нам подадут ужин.

Его рабыня, Константина, показалась мне неприятной, раздражительной и даже неприветливой. Возможно, виной тому была Сесилия. Нет ничего необычного в том, что когда одна привлекательная рабыня видит около своего господина другую такую же, могут возникнуть определенные трения. Просто обе они знают, что они бессмысленны, что они, если можно так выразиться, не больше чем сочные игрушки мужчин, игрушки, от которых, к их горю и страху, можно легко избавиться или найти замену, соответственно, они склонны остро ревновать к вниманию своих владельцев.

Рабыня знает о своём эффекте на мужчин, и имент основания подозревать, что эффект от других рабынь может быть не меньше.

Все они прекрасно знают о том, что не только они, но и другие женщины их вида, представляют собой соблазнительные, заманчивые кусочки для мужского аппетита.

Рабыня оказавшаяся среди сильных мужчин мало чем отличается от дымящегося, сочного, жареного мяса брошенного среди голодных слинов.

Фактически, немногих из женщин Земли жизнь в их родном мире подготовила к пониманию того, чем должна была бы быть женщина среди мужчин, таких, какими являются мужчины Гора. Немного из таких женщин оказались подготовлены к собственничеству и властности, мужеству и похоти таких мужчин, натуральных мужчин и рабовладельцев. И немногие из них могли ожидать, насколько изящно желанными они покажутся для таких мужчин, и ещё меньше среди них было тех, которые подозревали, какими беспомощными и уязвимыми они сами будут среди таких мужчин, особенно когда их шеи окажутся окружены рабскими ошейниками.

И всё же у меня возникло ощущение, что отношения Константины могли не быть типичными для обычной рабыни, боящейся потерять интерес или внимание своего хозяина.

В действительности, она, как я заметил, не была склонна выказывать должного уважения не только ко мне, незнакомцу, но и к своему собственному хозяину. И мне показалось интересным, если не сказать странным, что он со своей стороны, казалось, был готов принять это. Я счел подобную толерантность с его стороны необычной, а её халатность непостижимой. Признаться, я не ожидал такого в гореанском обществе, и если бы, необъяснимо, это произошло, то был бы готов к тому, что рабыня будет подвергнута немедленному строгому наказанию, имеющему последствия вроде заковывания в цепи в неудобной позе на несколько анов, или помещения в тесный рабский ящик на сутки, или обмазывание мёдом и выставление насекомым, и так далее. У меня даже возникли сомнения, а точно ли этот Пертинакс был гореанином.

Её поведение также казалось нетипичным, по крайней мере, для рабыни, господин которой прибыл с компанией. Поначалу, я даже задался вопросом, не была ли её реакция, той которая ожидается от сварливой, несчастливой земной жены, или гореанской свободной спутницы, муж или компаньон которой, заявился во время ужина без предупреждения с нежданными гостями. Однако вскоре мне стало казаться, что её раздражение было не столько раздражением той, кого захватили врасплох, неподготовленной к приёму гостей, смущённой и ошеломлённой, сколько простой несклонностью собственно к работе как таковой. Казалось, это было не столько социальное осложнение, сколько убеждение, что она, чего бы от неё ни ожидали, не будет работать вообще. У меня сложилось стойкое впечатление, что она была из тех, кто не только уклоняются и негодуют на исполнение различных домашних обязанностей, даже тех, которые обычно ожидаются от неё, но также была буквально непривычна к ним. Возможно, подумал я, она ещё плохо знакома со своим ошейником. И у меня опять появилось сомнение относительно того, что Пертинакс был гореанином. Всё же для мужчины Гора весьма необычно прощать рабыне небрежность.

Также мне пришло в голову, что ей была полезна встреча с плетью. Это именно тот инструмент, который идеально подходит для напоминания рабыне о том, что она — рабыня. Я задавался вопросом, когда он в последний раз раздевал и связывал Константину, чтобы заставить её извиваться, дёргаться и рыдать под этим орудием. Да и делал ли он это вообще когда-нибудь?