Джон Норман - Мечники Гора

Торгус, Ичиро, Лисандр и другие оставались при кавалерией. Птицы должны были быть погружены на борт позднее, предположительно через четыре дня, присоединившись к нам ближе к устью Александры.

С другого борта, уже были открыты ещё более крупные лацпорты, и по их люкам, ставшим наклонными аппарелями, опустившимися до воды, в ниши в корпусе затягивались шесть имевшихся в наличии галер. Подобные устройства имелись и по правому борту, в данный момент повёрнутому к причалу, и отделённого от него мощными кожаными кранцами, должными предотвратить повреждение судна или причала. Таким образом, галеры могли быть втянуты внутрь с любой стороны огромного корабля.

Таджима, стоявший рядом со мной, внезапно отстранился и согнул спину в почтительном поклоне. Я тоже счёл нужным поклониться. Для посадки на судно прибыл сам Лорд Окимото. Его принесли на портшезе восемь пани. За ними следовали контрактные женщины и телохранители.

Как только процессия исчезла внутри, Атий, который, казалось, отвечал за вопросы погрузки судна, начал строить мужчин в колонны на берегу, пани, наёмников, ремесленников и других, и направлять их к сходне.

— Четыре дня, — сказал Таджима, которому предстояло двигаться к устью по воздуху вместе с кавалерией.

— По крайней мере, так должно получиться по нашим оценкам, — сказал я.

— Я понимаю, — кивнул Таджима.

Здесь всё зависело от течения и от того насколько гладко пройдёт спуск по Александре. Конечно, русло реки ниже по течению было промерено со всей возможной заботой, но река это не мост, не улица, не мощёная камнем твёрдая дорога, вроде Виктэль Арии, ведущей в Ар, на постройку которой ушли целые столетия. Река не столь надёжна. Его омуты, отмели и излучины могут поменяться за неделю и даже за день. Наводнения могут расширить её берега и поменять глубины и даже русло. Засуха может высушить и выжечь её. Трудно предсказать прихоти, причуды и капризы, пресыщенность и голод реки.

Оценка в четыре дня была взята от времени, за которое две маленьких лодки достигали Тассы.

— Не забудь, — напомнил я, — что тарнов следует посадить прежде, чем мы выйдем из вида земли.

— Я помню, — заверил меня он.

Я не думал, что Лорд Нисида захочет задержаться в путешествие к устью Александры, или, тем более, возвратиться к причалу.

За прошедшие несколько дней тарны были приучены взлетать с корабля и возвращаться обратно. Три отсека были выделены специально для них, каждый на своей собственной палубе. Первый отсек располагался на первой палубе, сразу под главной, второй и третий палубами ниже. Все три помещения соединялись широкими рампами, по которым можно было выводить тарнов с нижней палубы на вторую, далее к первой, и наконец, на верхнюю или главную палубу, если будет сдвинут в сторону огромный люк.

Трое мужчины прошли мимо меня вверх по сходне, подняв руки в приветствии. Я тоже поприветствовал их. Это были Теларион, Фабий и Тиртай, с которыми я познакомился в палатке Лорда Нисиды в праздничную ночь. По крайней мере, один из них, как подозревал Лорда Нисида, был шпионом и один, тот же самый или другой был членом касты Ассасинов. Эти трое, как я отметил, присутствовали у погребального костра несколько ночей тому назад. У того самого костра, на котором было, предположительно, сожжено тело корабела Терсита.

— Я предпочёл бы, чтобы Ты тоже был с кавалерией, — признался Таджима.

— Возможно, позже, в море, мы с тобой ещё разделим дорогу ветра, — пообещал я.

— Лорд Нисида не доверяет тебе, — предупредил он.

— Я в курсе, — кивнул я.

Таджиме было поручено командование нашей кавалерией в моё отсутствие.

Пока мы говорили, мимо нас проходили многочисленные пани и наёмники, вступали на сходню и, поднявшись по ней, исчезали в чреве корпуса.

А на востоке уже поднимались клубы дыма.

— Они начали жечь лагерь, — прокомментировал я.

— Я должен вернуться к кавалерии, — вздохнул Таджима.

— Удачи тебе, — пожелал я ему.

— И тебе всего хорошего, Тэрл Кэбот, тарнсмэн, — сказал он, повернулся и ушёл.

А я остался наблюдать за мужчинами, продолжающими подниматься по сходне.

— Пертинакс, — улыбнулся я, увидев приближающегося ко мне товарища.

За ним семенили Сесилия и Джейн, обе одетые в тёплые одежды. Однако они остались столь же привлекательными, даже спрятанные под пальто и плащами. Интересно, как соблазнительны рабыни, даже будучи так укутаны. Возможно, всё дело в том, что ты знаешь, что они — рабыни, а не свободные женщины, а значит, можно, если можно так выразиться, определить их цену. Мужчины отлично знают о том, что под слоями тёплых тканей находится рабыня в её ошейнике.

— Тал, — поздоровался он.

— Тал, — ответил я.

Безусловно, даже свободные женщины не могут считать себя неуязвимыми от предположений зрелых мужчин. Думаете, они не понимают, почему с таким любопытством направлены на ни глаза мужчин? Сомневаюсь. А может они, спрятавшись за всеми этими слоями тканей, шарфами, капюшонами и вуалями, и правда, не подозревают, о чём думают мужчины? Не стало бы им неловко, узнай они, как их рассматривают сильные мужчины? Не скрывают ли их одежды дрожь их страха? А может они скрывают то, как покраснели и запылали их тела, словно они почувствовали себя беспомощными у ног господина? Сомнительно, чтобы они не понимали тех взглядов. Они должны знать, что мужчины угадывают черты их лиц, с любопытством и даже праздностью, оценивая и рассуждая, есть ли под всеми этим принадлежностями, всеми этими обертками что-то, что могло бы быть достойно помещения у его ног, стоящее его ошейника и обладания. Будьте уверены, мужчины, глядя на них, обязательно задумаются, как они могли бы выглядеть на цепи, на показе покупателям, голыми на невольничьем рынке, а также унижающимися на мехах в алькове, в надежде, что ими останутся довольными, возможно даже в тунике, босиком, спешащими на рынок по их поручениям.

Подавляющее большинство женщин на Горе — конечно, свободные, разделённые на множество разнообразных каст. С другой стороны и женское рабство не редкость. Рабыни сразу бросаются в глаза на улицах, на рынках, в полях и в других местах. Статистически, очень немногие из рабынь являются потомственными. Большинство первоначально были свободными женщинами, оказавшимися в неволе в результате захвата, набега, похищения, войны и так далее.

Как уже было отмечено ранее женщины врага становятся собственностью победителя. Они — добыча, такая же, как кувшины, ткани, металлы, кайилы и тому подобные вещи. Безусловно, они — особенно желанная форма добычи и мужчинам нравится иметь их в своей собственности. Большинство рабынь, конечно, покупается на рынках, где их похитители выставляют их для продажи. Девушки выставляемые на аукционах, до некоторой степени, разбавлены пленницами, доставленными с Земли, но эти пленницы, хотя и довольно многочисленные, если рассматривать в абсолютных числах, составляют лишь небольшую часть гореанских рабынь, возможно одну двухсотую или даже трёхсотую. Они действительно оказались популярными на рынках, правда, возможно частично из-за их очарования как варварок, но также, как мне кажется, из-за их живой реакции на гореанских мужчин, в некотором роде мужчин, к встрече с которым их прежняя цивилизация и культура их плохо подготовили. Никак они не могли ожидать, что окажутся рабынями у ног таких мужчин, таких бескомпромиссных и великолепных монстров. Конечно, они просто естественные самцы, которые по своей природе являются господами.