Елена Маврина - Твердыня грёз

Ребята подставляли израненные руки и лица, иной раз думая, что бредят в лихорадке. Мазь холодила ноющее тело.

– Спасибо за приют, – искренне поблагодарил Горан.

– Я надеюсь, ты сдержись слово, кудесник.

Исмин сдвинула лавки под окном и забрала на них один из матрасов кровати. Горану и Тами выделили одеяло и небольшую подушку. Злата сняла пальто, башмаки и легла на кровать: вжалась в стенку, натянув покрывало до подбородка. Исмин села рядом с ней, осматривая изможденных побегом ребят.

– Ты заперла дверь? – спросил Горан, сердито ожидая, пока Тами вымостит себе постель.

– Вокруг заимки груды стукамов. Люди опасаются их, да и многоликие избегают.

Тами улыбнулся, кутаясь в одеяло:

– Боятся невысыхающих камней! Горан, ложись, под одеялом хватит места. Не вздыхай так. Я что, драчлив?

Злата подавила смешок.

– Кто знает? Мы знакомы день. – Горан засунул под голову рюкзак и повернулся спиной к несмолкающему мальчишке.

Собственный плащ служил сносным покрывалом. Мысли мятежно вспыхивали и гасли.

– Ваш друг исчезал на стукамах призраком. – Исмин легла на кровать, укрывая плечо шерстяной безрукавкой. – Не ожидала такого упрямства.

– У Тами есть второе имя, – сообщил Горан в полубреду сна. – Скоро ты поймешь, насколько этот ребёнок упрям.

Тами возразил. Исмин прокомментировала осуждающе их разрозненные действия в лесу. Горан соглашался с критикой, видя перед глазами стены Янтарного града. Он вновь шёл воспитанником по хвойной улочке в Башню. Навстречу двигалась Ализ. Её пепельно-белокурые волосы спутывал ветерок. Ритм сердца ускорился. Она улыбалась: «Горан, я искала тебя…»

Просидев полдня над картами – всматриваясь в координатную сетку с условными знаками, Горан набросал несколько маршрутов: по Офитовому морю приплыть в Вистрию, где он сможет просить о помощи мать; пересечь Офитовое и Коралловое моря на торговом судне Янтарного града; раздобыть ветвь путешествий, чтобы вновь попытаться пройти по чернолесьям. Но эти кропотливые расчёты поддались разгромной критике: крадуши посчитали их слишком рискованными.

«Лучше потерять время, но сохранить жизнь», – настаивала Исмин. Она предложила плыть до Узоречья на корабле по Талой. Крупнейшая река Царны – Талая – охватывала все провинции страны, кроме Бескравии и Янтарного града, на спуске с гор Мориона в Офитовое море. За Утёсом, в её устье, Исмин планировала сесть на корабль – спустя трое суток прибыть в Шерт, торговую столицу Царны и главную крепость провинции Узоречье. На рынках Шерта продавались редчайшие товары, среди которых существовал заветный шанс обнаружить звёздную ветвь.

После обеда Исмин отправилась к отцу: объясниться и попросить помощи. Исмин уверила новых знакомых, что доверяет родителю и сумеет заручиться поддержкой. В голове Горана подобная возможность укладывалась с трудом. Он слабо представлял, как отец может быть другом, организующим сомнительное путешествие с малознакомыми детьми.

Корабль отправлялся завтра вечером. Исмин обещала вернуться ночью. Ребята, устав от анализа ошибок ночных скитаний, направились искупаться в озере.

Злата всю дорогу мечтала о море:

– Я никогда не видела его. Оно солёное? Бескрайнее? Управитель рассказывал как-то, что порой на морях появляются парусные лодки. Они дрейфуют призраками, покуда с туманом не возвращаются в свои миры.

Тами фыркнул:

– Басни моряков. Трепещите! Офитовое море… Ничего особенного. Змеядова зелень. Только в Коралловом море вода – теплая лазурь.

– Здесь тоже купаются. Исмин сообщила, когда течения уносят бурые водоросли – вода становится прозрачной. – Злата всматривалась в песчаные дали сосен, представляя волшебную палитру неба и рокот волн, нехотя описываемых Тами. – Оно так близко. Щекочет прибоем берег.

Слева от тропы показалось округлое озеро, обросшее кристаллами розового кварца. Вода застыла покорным отражением бирюзового неба. Злата оставила пальто на тропе и скрылась за выступами камней. Тами и Горан нырнули в заросли кустарника. Раздевшись, они спешно влезли в прозрачную воду, запоздало попятившись: она оказалась ледяной. Постепенно тело привыкло к холоду. Тами прекратил взвизгивать «ничегошеньки!» и отважился плавать проворной рыбёшкой.

– Юг, – щурясь от ярких лучей, напомнил Горану. – Солнце греет по-летнему.

– Жаль, что редко появляется.

– Ему не заглянуть только в чернолесье.

Горан оттолкнулся от скользких камней и поплыл. Мышцы ещё отзывались болью, но влага успокаивала раны. Птицы, облетающие стороной заимку, здесь щебетали в игольчатых кронах. Ясная голубизна неба пленяла мысли. Тами барахтался, хихикая и задавая вопросы, половину из которых Горан молчанием превращал в риторические. Липучка в деталях вспоминал, что учился плавать сам, восхищаясь через каждое предложение лучезарными заливами Кораллового моря.

Кудесник помнил чарующие пейзажи дома. Вистрия имела огромную береговую линию, застроенную замками из ракушечника, гранита и чёрного базальта у подножия вечнозеленых лесов. Живописная провинция в меловых столбах и песчаниковых мостах на краю морей. Туда подземными водами устремлялись финансовые нити Царны. Монетный двор. Счётные палаты, казначейства и воинства чиновников. Роскошью Вистрию затмевал только Янтарный град.

– Наперегонки? До верескового берега!

– Вылезай, Липучка! – настойчиво позвал Горан. – Вода слишком холодная.

Можжевеловые кустарники вились по кварцевым камням завитым орнаментом. Горан надел рубаху и шерстяной костюм, зашнуровал ботинки. Плащ остался в заимке. Не верилось, что через несколько дней – зима. Погода напоминала раннюю осень. Тами с плеском выскочил, прыгая с ноги на ногу.

– Зябко, зябко, – приговаривал он, сжимая кулаки от дрожи. – Как тут зябко.

Горан улыбнулся, отворачиваясь от скачущего с одеждой мальчишки. В ушах Горана писклявое «зябко» превращалось в «жабка». Он посмотрел на притихшего прыгуна. Тами уже натянул штаны и пытался просунуть влажные руки в узкие рукава рубахи. На его правом боку, ниже ребер, краснели вросшие нити давних швов. Льняная ткань скрыла нательные отметины. Тами обернулся.

– Прутья змеядов?

Мальчик, опустив голову, надел вязаную жилетку.

– Да. Тётка говорит, что на меня напал пылевой змей. На руке тоже шили. Другие нити гнили – и лекарь за мешок зерна достал прутья. Они останутся навсегда. Тётка предупредила, что выгонит меня, если кто увидит рубцы. Извини, они гадкие, знаю.

Горан отвёл взгляд.

– Где твои родители?

Тами признался без эмоций:

– Не знаю. Тётка говорит, что померли. – Тами нахмурил лоб, вспоминая что-то или намереваясь признаться, но ответил тихо: – Не знаю.