Ник Перумов - Гибель Богов [Трилогия] [litres]

Раздался характерный щелчок, который Арьята не спутала бы ни с одним звуком в мире. Старый сэйрав, пошатнувшись и цепляясь скрюченными пальцами за меховой полог, точно усталый путник, опустился на истоптанный снег. Из спины его показала чёрное остриё безжалостная арбалетная стрела.

Кучер в страхе что-то завопил и попытался бежать, однако вторая стрела оказалась столь же меткой, как и первая.

Преодолевая слабость, Арьята приподнялась, ещё плохо повинующиеся пальцы стиснули эфес меча, по счастью оказавшегося рядом. «Разбойники?!»

Чья-то сильная рука отдёрнула полог, в возок просунулись голова и плечи бородатого воина в доспехах, правая рука с боевой секирой опиралась на край саней.

– Здесь, здесь она! – радостно заорал он. – Зде…

Раздалось хриплое бульканье, тело обмякло и кулём повалилось рядом с лежавшим Эммель-Зорагом – выпад Арьяты был точен, сталь пронзила горло незадачливого поимщика. Собрав все силы, Арьята выскочила на снег; хорошо ещё, что её везли одетой и обутой по погоде.

Десятка два всадников окружили их небольшой караван. Оба вершника из числа слуг Эммель-Зорага лежали мёртвыми, пронзённые стрелами, на окровавленном снегу умирали кучер и сам старый сэйрав. У Арьяты от слабости закружилась голова, она привалилась спиной к боку возка, пытаясь удержать меч в боевой позиции.

Ряды всадников раздвинулись, вперёд выехали двое, до самых глаз закутанные в меха.

– Вот и встретились вновь, принцесса Арьята Халланская! – с издевкой произнес знакомый мелодичный голос. Рыжий капюшон из пышных лисьих хвостов упал на спину, и Арьята воочию увидала перед собой Владычицу, однако теперь прекрасные глаза смотрели холодно и непреклонно; приговор дерзкой мятежнице был уже вынесен.

– А… это ты… – Арьята нашла в себе силы презрительно усмехнуться. – Что же ещё ты могла сделать с законной королевой, кроме как подло убить её, напав с двумя десятками против пятерых, из которых один был беззащитным и безоружным стариком?

– Повелительница, прикажи удавить эту гордячку! – Принцесса узнала голос Атора. Кутаясь в волчью шубу, он сидел на лошади рядом с Владычицей. – Прикажи, моя госпожа!

– Это ни к чему, – холодно усмехнулась та. – Взять её!

Шестеро воинов в добротных кольчугах, выставив длинные копья, со всех сторон двинулись на принцессу.

Горькая смертная тоска, горькая настолько, что сама гибель казалась по сравнению с ней избавлением, заполнила сердце Арьяты. Ожидание конца стало нестерпимым; и принцесса, чтобы просто не быть зарезанной, как овца ножом мясника, сама прыгнула вперёд, на острые, сверкающие под неярким зимним солнцем наконечники копий.

Клинок гномов успел срубить навершие одной из пик; второй выпад Арьяты пробил кольчугу на боку обезоруженного воина – столь велика была сила отчаяния, что рука шестнадцатилетней принцессы обрела мощь зрелого бойца.

Согнувшись, воин Владычицы со стоном опустился на колени; развернувшись быстро, точно дикая кошка, принцесса прыгнула вперёд, надеясь дотянуться мечом до холеного лица Владычицы…

Атор соскользнул с седла, и один короткий взблеск его кривого симитара отбросил Арьяту обратно к возку.

– Не убивать! Взять только живой! – Крик Владычицы ударил точно хлыст.

«Зачем я ей? Неужто… Камни Халлана? Которые нельзя снять с трупа?!»

Рука Арьяты вырвала из-за пазухи заветный мешочек. Считаные секунды оставались в её распоряжении, и она потратила их на то, чтобы со всей отпущенной ей богами и отчаянием силой ударить голубоватым клинком гномов по заветной святыне Халлана.

Раздался хруст, Арьята рванула завязки, и на снег просыпалась разноцветная каменная крошка.

У Атора вырвалось глухое проклятье:

– Убить!!

– Нет!! Она всё равно нужна мне живая! – выкрикнула Владычица, однако голос её теперь отнюдь не был глумливым.

В Арьяту полетели брошенные тупым концом копья, от двух она уклонилась, но третье сбило её с ног; на принцессу тотчас навалились, в один миг связав по рукам и ногам.

– Теперь отойдите! – приказала воинам Владычица.

– И я? – с глухим недовольством заметил Атор.

– Ты? Ну конечно же, нет, – с удивившей Арьяту поспешностью поправилась повелительница Халлана.

– Ты, негодная тварь, проведёшь остаток своих дней в подземелье, – процедила сквозь зубы Владычица принцессе; ярость превратила прекрасное лицо в ужасную маску. – Если бы Камни остались целыми, я подарила бы тебе свободу… в определенных пределах, конечно же. А так – за свои деяния надо отвечать!

– Может, её лучше всё-таки убить? – мрачно бросил Атор. – Ты ведь помнишь пророчество насчёт тех Камней, моя госпожа?

– Глупые суеверия, – отмахнулась Владычица. – Я ничего не боюсь… особенно когда ты рядом. Суй её в мешок! Отвезёшь в дворцовые подземелья. Тела убрать! Следов не оставляйте…

– Нас учить не нужно, – криво ухмыльнулся Атор, делая знак своим головорезам.

Через несколько дней за принцессой Халлана медленно затворилась железная дверь упрятанного глубоко под землю потайного каземата.

Над головой принцессы Арьяты нависал низкий каменный потолок. Крошечная камера – четыре шага длиной, три – шириной, убогий лежак из неошкуренного горбыля с торчащими сучками, в дальнем углу – дыра, откуда остро разило нечистотами, под самым потолком в противоположной от двери стене – крохотное зарешёченное оконце. Однако не следовало полагать, что через него можно было видеть – пусть даже через решётку – голубое небо или золотистое солнце, единственную отраду узника. Это оконце выходило всего лишь в другой тюремный коридор, только ярусом выше; и пробивавшийся через закопчённое стекло свет был не более чем тусклым отблеском чадных факелов. Почти всё время Арьята проводила в полумраке.

И всё же она не сдавалась. Когда схлынуло отчаяние первых дней, она стиснула зубы и решила жить наперекор всему, жить, чтобы хотя бы этим досадить ненавистной захватчице.

Она не позволяла себе подолгу лежать. Четыре шага – это тоже расстояние. Она сотни и тысячи раз за день отмеряла эти четыре шага, пока не начинали гудеть от усталости ноги. Она упорно загружала работой каждую мышцу своего тела и увеличивала нагрузки, насколько позволяла скудная тюремная пища…

Она заставляла себя вспоминать всё, что когда-либо прочла. Она сама придумывала пьесы и мысленно разыгрывала их; и каждый день она во всех подробностях вспоминала ненавистный облик Владычицы – чтобы ещё больше подхлестнуть себя гневом. Она твёрдо верила, что выйдет отсюда…

И ещё она часто вспоминала свой удар, обративший в мелкое крошево заветные Камни Халлана. Ей начинало казаться, что в этом ей был дарован знак, – разве мог обычный меч, пусть даже и очень хорошей стали, раздробить с одного раза магические кристаллы? И кроме того, она помнила ласковое и тёплое прикосновение к её пальцам этой каменной крошки, словно верно служившие её предкам талисманы прощались со своей хозяйкой. Порой, когда мрак в камере становился совершенно непроглядным, Арьята замечала слабое алое свечение вокруг своих пальцев; в такие минуты она, обнажённая, ложилась на жёсткие доски и гладила, гладила этими светящимися пальцами своё тело, словно надеясь тем самым уберечь его от разрушительного действия неволи.