Ник Перумов - Гибель Богов [Трилогия] [litres]

…И – диковинное дело! – не стал хозяин ни Арталега вожжами учить, ни к Нивену засылы делать – мол, возвращай беглянку. Сыновья возмутились было – он на них шикнул.

– Довели девку? Вот сами теперь позор и расхлёбывайте.

Молодицы хуторские – весна, кровь играет – к гному было прильнули, да только не тот стал гном, не тот. Всем от ворот поворот дал – оно и понятно. По Ярине-ведунье сохнет кователь. А та на него и не взглянет…

Услыхав, что Эльстан-воитель жив, Двалин едва не повредился в уме. Вот так так! Эльтара по этому чародею с ума сходит, полстраны обшаривает, чтобы только найти, а он, ловкач, уже с другой! Гном осуждающе покачал головой. Подобного он не одобрял. Раз уж ради тебя на смерть готовы, так цени уж хотя бы, Р-родгар!

Уже на следующий день, скрепя сердце оставив Ярину на хуторе (какой-то бабе подошло время рожать, и ведунья оказалась очень кстати), отправился к Нивену. Аргнист дал гному одного из лучших коней со своей конюшни да четырёх молодых парней – невместно лучшему кузнецу Лесного Предела в гости к соседу сам-друг приезжать, точно бродяге худородному.

Нивен впустил Двалина не сразу – верно, подозревал какую-то хитрость. Но Саату гном и спрашивать не стал – попросил вызвать Эльстана.

…Ну точно, он самый. Глаза, конечно, иными стали – да и неудивительно, от самой Костлявой с пирогов вернуться.

– Привет тебе, Эльстан-чудодей. Давненько не виделись. Я, как услыхал, сразу к тебе собрался. Ты же мне жизнь спас…

– И тебе привет, Двалин преславный. Видишь, как судьба-то прихотливо оборачивается.

Голос-то вроде б другим у Эльстана был. Или ошибаюсь я?

– Весть у меня для тебя есть. Ищет тебя, все силы на то преклонив, Эльтара-чародейка. Судьба меня с ней свела, и долго вместе ходили… Сильно она по тебе убивалась, дал бы ты ей знать о себе, что жив, а? Хорошая она, и жалко её мне…

Помолчал Эльстан.

– А уверен ты, Двалин-кователь, что нужно ей про то знать? Что жив я? У меня теперь другая. И сын у меня есть. Так что пусть уж лучше думает… Эльтара (с трудом это имя ему далось), будто нет меня больше. И ты, кователь, мастер подземный, – не говори ты ей этого, коли судьба вас сведёт!

– А ежели сам с ней столкнёшься?

– Ну, уж за это не беспокойся. Не узнает она меня никогда.

Двалин потоптался ещё – но не клеится разговор, не клеится… Видно, придётся Эльтаре и впрямь оплакивать этого парня как мёртвого. А он тут, в Лесном Пределе, живёхонек! Вот ведь как дела поворачиваются…

…Боль была такая, что казалось – сейчас из неё вслед за ребёнком вырвутся все внутренности. Женщины Эльфрана рожали всегда тяжело, но для Эльтары это стало страшной пыткой. Повивальные бабки, срочно добытые где-то Горджелином, ничем не могли ей помочь. Она должна была справиться только сама.

К раздирающей боли схваток прибавилось незнакомое жжение по всей коже. Непонятно, как могла чувствовать ещё и его истерзанная принцесса, однако поняла, в чём дело, она сразу – уход Вниз мог начаться в любой миг. И теперь Эльтара думала только об одном – успеть вытолкнуть ребёнка из чрева.

И она успела. Едва повитуха подхватила окровавленный комочек, воскликнула: «Девочка!» – и поднесла запищавшую новорождённую ротиком к груди Эльтары, как принцесса ещё затуманенным от боли сознанием поняла – всё, конец. С трудом поднявшиеся руки оттолкнули ребёнка.

– У… уходи… – еле-еле выдавила из себя саойя. – Уноси её… и сама… уходи… Никто… не должен видеть…

Повитуха взглянула в глаза Эльтары, истошно взвизгнула и, подхватив ещё не обмытую малышку, метнулась к дверям.

Тело Эльтары изогнулось в жестокой судороге. Она, эта судорога, швырнула её на пол, заставив биться и корчиться. На губах выступила пена, глаза ослепли. Ощущение было такое, словно её варили заживо.

И, словно кто-то старался умножить её и без того жуткие муки, сквозь зажмуренные глаза она видела, как лопается кожа, обнажается череп и алая плоть вскипает чёрными пузырями; этих пузырей становится всё больше и больше, и вот они уже образуют бьющийся на полу бесформенный кокон. Туша вздувается всё сильнее и сильнее, её поверхность перестаёт пузыриться, в стороны отделяются многочисленные щупальца, из пор начинает сочиться зеленоватая гнилостная слизь.

А потом боль внезапно стихла. А вместе с ней исчез видимый и слышимый мир вокруг. Осталось осязание, запахов принцесса не чувствовала тоже. Зато очень чётки стали мысли окружающих живых существ – от самого Горджелина до крысы в подвалах. Благодаря им, этим мыслям, Эльтара почти могла «видеть», то есть воспринимать то, что видит в данный момент другой.

Ощущение тела практически исчезло. Со всех сторон что-то упруго пружинило – и всё. Правда, можно было ощупывать всё вокруг и тем самым находить дорогу.

Ей удалось отворить дверь и двинуться вниз по лестнице. Весеннего холода она не боялась – точнее, знала, что бояться не следует.

А перед нею летел ужас. Все обитатели Снежного Замка в страхе бежали – кроме лишь одного Горджелина. И Эльтара невольно почувствовала благодарность. Хотя, если разобраться, причиной всему ведь был именно он…

Зато теперь она могла торжествовать. Снежный Маг был потрясён. В его мыслях царили сумятица и хаос, а ещё огромное, совершенно неожиданное для Эльтары чувство вины. Он раскаивался. Страшно раскаивался…

Поворот. Лестничная площадка. Эльтара знала, что отсюда начинается парадный спуск в нижние апартаменты. Она попыталась подтянуться, и тут щупальца подогнулись, она потеряла равновесие и, точно огромный мешок со слизью, покатилась вниз. Она натыкалась на что-то, что-то крушила на своём пути – красивые вазоны, точенные из горного хрусталя…

Боли она не чувствовала – боли телесной, плотской. Зато душа… «Зачем тебе это, зачем?! – кричали тысячи тысяч голосов прямо в голове Эльтары. – Зачем тебе это? Не лучше ли, если всё это кончится? Горджелин, наверное, сможет… Один выпад – и всё…»

Она скатилась вниз по лестнице и замерла, скорчившись, в луже тотчас натёкшей слизи. Бока её отвратительного тела вздымались и опадали, словно грудь человека, взволнованного долгим бегом. Она попыталась дотянуться до Горджелина… Безуспешно – сознание мага наглухо захлопнулось.

Надо уходить. Надо уходить. Её захлестывали катящиеся со всех сторон валы отвращения и страха, страха и отвращения. Те, кто вчера с радостью слушал её песни, кто внимал её сказкам, сегодня в ужасе бежали от одного только её вида.

«Но я же осталась прежней! Прежней Эльтарой! Почему?..

А то ты не понимаешь? Ты уродлива – и теперь никого не волнует, что у тебя внутри. Если бы не было так, никто не уходил бы Вниз у нас, в Эльфране…»

Это захлёстывающее её отвращение жгло, точно расплавленный свинец. И оно погнало саойю прочь, прочь из Снежного Замка, вниз по бесчисленным ступеням, мимо бросившегося наутёк скелета (и он, бедняга, испугался!). И наконец она оказалась за воротами. Ей никто не препятствовал – как никто и не пытался задержать.