Далия Трускиновская - Времена цвергов [litres]

Оттуда, из Гофлендских лесов, в Артейские леса раньше иногда приходили молодые белые альвы, которым старшие указывали искать невест подальше от дома. Но это бывало летом, когда дороги в горах приятны.

Там Верриберда приняли в свой круг старшие, там ему сказали: он должен прожить очень долго. Он спросил: зачем? Ему ответили: испытания дали ему силу, которой у других белых альвов нет, и эта сила однажды пригодится. Он честно рассказал про смерть Энниберда и про убийство. Ему ответили: вот оттуда твоя сила.

По возрасту Верриберд был между молодыми белыми альвами и теми, которые вскоре могли сделаться старшими. Молодые как-то сразу отдалились от него – у них началась иная жизнь, с чуточку иными законами, они встречались с людьми не только ради обмена трав на холсты, они даже играли в какие-то мало понятные людские игры с бросанием камушков в сплетенные из веток кольца. Старшие же посоветовали Верриберду найти подходящую по годам альву, которая хочет завести второго или даже третьего позднего ребенка. И объяснили: воспитание ребенка может успокоить того, кто винит себя в смерти брата.

Верриберд так и сделал. Вопроса, как назвать сына, он не задавал – сын получил имя Энниберда. Таким образом младший словно вернулся к Верриберду, и это действительно принесло покой.

Сын рос с матерью, как полагалось у белых альвов, но Верриберд часто приходил к нему и наблюдал за его играми.

Ребенок был обычный, в меру веселый, в меру задумчивый, к пяти годам понимал и явный, и тайный язык растений. Но Верриберду казалось, что есть в сыне что-то особенное. Проявлялось оно хотя бы в том, что сын был очень привязан к отцу. Сам Верриберд был воспитан матерью и ее подругами, потом перешел к наставнику, своего отца встречал редко и знал плохо. Так повелось издавна у белых альвов, и никто не видел в этом ничего дурного.

Но не все было ладно в Гофлендских лесах. Артейским белым альвам казалось, будто их приютили навсегда. Гофлендским – что гостям пора бы возвращаться домой. Однажды об этом сказали гофлендские старики.

Артейские белые альвы сошлись на совет.

Для белого альва общество, когда собираются более трех собеседников, уже утомительно. А тут их сошлось почти четыре десятка – вместе с детьми, которых унесли из Артейских лесов. Эти дети подросли и набрались гофлендских привычек. Они-то и предложили вернуться домой.

Эти дети помнили, как пришлось убегать через заснеженный перевал. Но они плохо понимали, что речь шла о жизни и смерти. Более того – их гофлендские приятели научили их разговаривать с людьми, и дети были уверены, что, вернувшись домой, смогут договориться и с горожанами, и с поселянами.

Решили так: несколько белых альвов пойдут в разведку, попробуют понять, как настроены люди. В конце концов альвы всегда снабжали их целебными травами, лесными ягодами и грибами; может быть, люди уже готовы мирно жить с белыми альвами.

Верриберд вызвался повести маленький отряд. Он помнил, что темные альвы предложили ему греться у своего огня. Что бы ни случилось – в худшем случае можно уйти к ним в пещеры. Если только они после того, как альвриги увели немало детей, не покинули обжитые пещеры, как белые альвы – родные рощи и леса.

Он сперва думал взять с собой старшего сына, но тот отказался. Он был достаточно взрослый, уже имел своего ребенка, и он твердо решил: если уходить из Гофлендских лесов, то лишь на север, к Дерренбергу. Там жить труднее, но оттуда до ближайшего города – два дня пути.

Верриберд не хотел брать с собой младшего сына. Но так вышло, что его мать решила завести другого ребенка и собралась с избранником в горы. Наставника же она искать не стала – предположив, что этим займется отец. Пришлось собирать в путь маленького Энниберда.

Конечно же, Верриберд мог его оставить с гофлендскими альвами. Но в нем занозой сидела судьба того, прежнего Энниберда. Он не мог изгнать воспоминание – Энниберд остается в теплом шалаше, а сам он уходит…

Отряд разведчиков был невелик – Верриберд, Санниберд, двое подростков и маленький Энниберд. Они взяли с собой обычную пищу белых альвов, теплую одежду и еще странные вещицы, которые раньше доводилось видеть, но не трогать. Гофлендские альвы в расчетах с людьми использовали монеты, и несколько этих кругляшей тускло-белого цвета подростки выпросили у старших. Что на них можно выменять – артейские альвы не знали.

В путь вышли, когда перевал очистился от снега и зимние ветры сменились весенними.

Артейские леса оживали. Белые альвы слышали движение земных соков по древесным корням и стволам, шорох листьев, что, разворачиваясь, разрывали оболочку почек, тихий скрип растущих травинок.

Подростки, Диоберд и Сегеберд, радовались – им уже хотелось жить здесь. И Верриберд не уследил за ними – они вышли на опушку.

Там праздновали наступление весны горожане – устроили костры, жарили колбаски. Поодаль девушки собирали цветы и плели венки, готовясь к хороводам. Это были совсем юные девушки…

Диоберд и Сегеберд знали, что к горожанам подходить нельзя, пока не станет ясно, забыли они ту вспышку вражды к белым альвам или же вражда жива. Но девушки…

Живя в Гофлендских лесах, подростки разговаривали с такими же девушками, приносили им цветы, делали им дудки из полых стволов высокой травы. Они совершенно забыли все наставления и предупреждения. Девушки не могли причинить им зла!

Но, когда два юных белых альва вышли из нежно-зеленых зарослей малинника, девушки закричали.

– Сюда, сюда! Убийцы вернулись! – кричали они, чтобы отцы, братья и женихи прибежали с оружием.

Поняв, что натворили, подростки пустились наутек.

Люди были вооружены луками и кинулись в погоню.

Верриберд и Санниберд услышали, как два десятка мужчин ломятся сквозь кусты. Верриберд подхватил на руки сына.

– Бежим, – сказал он.

– А дети? – удивился Санниберд.

– Они нас погубят!

Верриберду было все равно, что станется с неразумными подростками, он должен спасти сына.

Диоберду стрела попала в плечо, Сегеберду две стрелы впились в спину, но неглубоко – он чувствовал боль, но мог двигаться быстро.

Подростки уже поняли, что нужно убегать молча. Им удалось нагнать старших, путь которых передавался их ногам через корни трав, но все их силы ушли на этот бег. Они тяжело дышали, еле держались на ногах и смотрели на Верриберда умоляюще: не бросай нас, мы виноваты, но не бросай!

– Придется возвращаться в Гофленд, – сказал Санниберд. – Здесь нам жить не позволят.

– Теперь мы в этом уверены, – подтвердил Верриберд. – Но уйти мы можем только ночью. У людей нет ночного зрения, а нам оно досталось от предков.

Это было то немногое из наследства предков, что оказалось поделено между белыми и темными альвами; в полной темноте белые были бессильны, но ведь ночной мрак в лесах никогда не бывает безупречно черным.