Антон Демченко - Боярич: Боярич. Учитель. Гранд [сборник litres]

Уже багровый, генерал крутанул головой и, дернув толстыми пальцами украшенный жестким золотым шитьем тесный воротник вицмундира, шумно выдохнул. От вопроса нового председателя Тайного кабинета явно повеяло сибирским морозом. Это будет очень неприятный разговор…

Проводив взглядом поникшего и изрядно перенервничавшего генерала, цесаревич подкинул на ладони пару кристаллов с одинаковыми записями и, хмыкнув, бросил их обратно в ящик стола. Николаев, значит… м-да. Ушлый мальчишка, прав был Аристарх. И додумался же… Впрочем, чего-то в этом роде и следовало ожидать, не даром же он сумел эмансипироваться в пятнадцать лет? Да и тряхнуть организацию, пообещавшую ему защиту и так бездарно про… кхм, нарушившую свое слово… В общем, понятно. Но каков наглец, а? И ведь не побоялся рискнуть вновь оказаться в камере… Правильно все-таки говорят, что у их брата-гранда мозги набекрень.

– Кирилл, ты понимаешь, что вот это… – Вербицкий постучал пальцем по кристаллу, только что извлеченному из приемника. – Прямая дорога в следственный изолятор?

Понимаю-понимаю, Анатолий Семенович. Но думается мне, что долго я там не просижу. Если уж клубу эфирников так нужен внук и сын грандов Эфира, то меня оттуда вытащат быстрее, чем высохнут чернила на обвинительном заключении. Тем более что эта самая запись дает мне замечательное алиби на время смерти господина Беннета. Если же междусобойчик моих «коллег» опять отличится… Хм. Что ж, значит, дождусь окончания разбирательства и свалю отсюда куда подальше. Думаю, Ольга не станет возражать против переезда.

– Изолятор в благодарность за раскрытие преступления, совершенного приказным? Это говорит сотрудник организации, в чью обязанность входят внутренние расследования в Преображенском приказе? – Я чуть приподнял уголки губ.

Отец Марии смерил меня долгим взглядом и тяжело вздохнул.

– Благодарность благодарностью, а похищение приказного и подозрение в двойном убийстве – это уже совсем другое дело, – после недолгого молчания проговорил Вербицкий.

– Убийство? – Стоп. Какого-такого двойного?! Мне даже играть не пришлось. Удивление само собой расползлось по морде. Ладно Беннет. А кто второй? Неужели Переверзев?! Ой, горячо… Ой, нехорошо-то как!

Так, надо собраться.

– Именно, Кирилл. Именно, – покивал Анатолий Семенович. – Вчера ночью были убиты и полковник Переверзев, и полковник Беннет. А учитывая эту запись… Сам понимаешь, ты первый подозреваемый.

– Подождите-подождите, Анатолий Семенович! – замахал я руками. Вербицкий с интересом уставился на меня в ожидании, а я… я принялся за дыхательную гимнастику. Наконец мысли пришли в порядок, и я выдохнул. – Время смерти?

– Чьей? – приподняв бровь, спросил мой собеседник.

– Анатолий Семенович, вот сейчас мне не до игр, – прищурился я. – Обоих, разумеется.

– Хм. Эка тебя пробрало, – усмехнулся полковник. – Ладно. Первый – Беннет. Смерть наступила около половины первого ночи. Предположительно, самоубийство. Переверзев, соответственно, второй. Время смерти – около шести утра. И тоже, предположительно, самоубийство. Однако надо быть идиотом, чтобы поверить в такое совпадение.

– Ну да, – хмыкнул я и кивнул на лежащий перед Вербицким кристалл. – Во время «предположительного самоубийства» Беннета я как раз беседовал с господином Переверзевым. Временные метки на записи это подтвердят.

– Долгое дело – переставить часы на браслете, – возразил Вербицкий.

Да только в Эфире от него так и несло любопытством и интересом… энтомолога при виде неизвестной бабочки.

– Часы фиксаторов прошиты «намертво» и не зависят от времени, выставляемого в браслете, – покачал я головой. – Это знают даже пятилетние дети.

– Хм. Согласен. А что по смерти самого Переверзева? – еле заметно усмехнувшись, проговорил полковник.

– А в это время я видел десятый сон у себя дома, – развел я руками.

– О! Ну это, конечно, замечательное алиби, – преувеличенно серьезно покивал Вербицкий и тут же с деланным сожалением заметил: – Одна проблема. Кто его подтвердит?

– Хм-м… Преображенский приказ? – улыбнулся я.

– Поясни, – тут же нахмурился полковник.

– Ну, это же просто. У Оперативного стола в отношении моей персоны есть приказ «следить и не мешать». Собственно, результатом нарушения ими последней части приказа и был мой вынужденный визит в Преображенский приказ, с последующей отсидкой в карцере. И именно ради выяснения причин такого «особого» ко мне отношения и пошел я на «беседу» с полковником Переверзевым. Ни на секунду не сомневаюсь, что у наблюдателей имеется запись о том, как я вернулся домой после этой «встречи», а вместе с ней и подтверждение, что я не покидал территории своего владения до самого утра.

– Ех… – Вербицкий крякнул, помолчал… а через секунду его брови устремились на встречу с прической, и полковник изумленно вытаращился на меня. – Подожди. Ты хочешь сказать, что допрашивал приказного фактически под присмотром Оперативного стола?!

– Ну да, – пожал я плечами и добавил: – Наверное. Прежде чем «пригласить» Переверзева на разговор, я покрутился по городу, но не уверен, что мне удалось скинуть наблюдателей с «хвоста».

– И откуда у тебя была такая уверенность, что ВАС не возьмут «на горячем»? – мягко и прозрачно намекнув на количество участвовавших в допросе Переверзева, поинтересовался полковник.

– А вот этого, извините, Анатолий Семенович, я вам сказать не могу, – вздохнул я и, заметив, как нахмурился Вербицкий, чуть помедлив, договорил: – Но могу заметить, что этот вопрос отпадет, если знать, кто отдал приказ об установке наблюдения.

Да, последнее было блефом чистой воды. Точнее, я просто сделал предположение, исходя из известных мне фактов и… знания личности куратора Аристарха Макаровича Хромова от клуба эфирников.

– Я ведь проверю, – тихо пообещал полковник, сверля меня взглядом.

– Пожалуйста, – я пожал плечами.

Вербицкий вздохнул и активировал свой браслет. «Отщелкав» послание, Анатолий Семенович откинулся на спинку кресла и замер в ожидании. Ладно, помолчим-подождем… Ответ пришел минуты через две. Полковник прочел невидимое мне письмо и воззрился на меня с форменным недоумением во взгляде.

– Гриф «Корона»? Кирилл, какое отношение пятнадцатилетний эмансипированный мещанин-слабосилок может иметь к царской семье? Ничего не хочешь мне рассказать?

– Извините, Анатолий Семенович, – вздохнул я, старательно давя радостные эмоции. Да! Да! Я был прав! Гриф «Корона», то есть запечатано личным словом государя!

– Хм. Если пять минут назад я был уверен, что наш разговор о будущем сотрудничестве как минимум ограничится общими словами и договоренностями, то сейчас… – Полковник сложил ладони в «молитвенном» жесте перед собой и, прикрыв глаза, замолчал, явно о чем-то задумавшись. Правда, стоило мне поерзать в кресле, как он тут же вернулся на грешную землю. – Завтра я буду на приеме у государя и выясню, что к чему. А пока… Давай поговорим о том, ради чего я и звал тебя в гости.