Вадим Панов - Порченая кровь [litres]

– Стой здесь. – У Малкавиана, смотревшего на чуда, подрагивала верхняя губа и виднелись кончики игл. Чуд видел – чувствовал, – что вампир просто на грани. И дело не в жажде, которая могла бы мучить масана. Дело было в том, что он терял над собой контроль от такого обилия пищи. Это могло бы стать проблемой. Но – не сейчас.

Раймонд стоял и смотрел на челов, покорной толпой бредущих к новому месту ожидания смерти, и слушал вполуха, о чем говорят масаны. Масари он понимал средне. Скорее больше не понимал, чем понимал, но отчетливо различил фразу: «Там наверху – уже все кончилось!»

Рядом поставили еще одного нелюдя: он не видел его раньше. Эрлиец, худощавый, невысокий, молодой, но держащийся с достоинством. Раймонд поймал взгляд его черных глаз, потом посмотрел на масана-охранника.

И понял, что пора бежать.

Марина шла сразу вслед за фифой, которая сидела рядом с ней, а следом за Мариной шли другие люди, и девушка чувствовала, как тяжело и натужно в спину ей дышит мужчина. У него была грязная футболка, от него нестерпимо несло потом, но это сейчас не волновало девушку. Она вообще находилась в прострации после того, как увидела смерть террориста. Сколько она сегодня уже видела смертей? Десять? Двадцать?

Но эта одна – смерть убийцы – почему-то оказалась последней каплей в чаше терпения. И Марина дрожала от ярости где-то внутри себя, но разум и чувства словно обмерли, и потому она шла, переставляя ноги, глядя на пол, стараясь не ступить в кровь.

Когда фифа замерла перед ней в проходе между вагонами, Марина вздрогнула и тут же подтолкнула девушку вперед – ей уже хотелось дойти до нового места (их не могут вести на убой, зачем на убой, убить могли бы и там, где убивали всех до этого). Фифа оглянулась, обожгла Марину злым взглядом, но пошла дальше.

В следующем вагоне была открыта одна из дверей, и несколько террористов подтаскивали к ней тела мертвых пассажиров и выкидывали их в тоннель. Марина проследила за ними взглядом, удивленно отмечая про себя, что за трупами не тянется ожидаемая кровавая дорожка. Тела падали вниз, издавая гулкий звук при падении, и Марина отвела взгляд.

Думать не хотелось.

А подумать было о чем, например о том, что капли крови, которые попали ей на руку, когда из террориста его подельники вынули зонт, были холодными. Сначала Марина даже не придала этому значения, а теперь мысли – странные, страшные, непонятные – сами лезли в голову.

Но думать их было еще страшнее, чем не думать.

У них холодная кровь. У трупов больше нет крови.

В голове продолжал биться вопрос, не сошла ли она от страха с ума? Девушка перевела взгляд на пожилого мужчину в сером и, поняв, что его серые, стального цвета глаза смотрят на нее, одними губами спросила:

– Почему вы их не боитесь? Почему они вас не трогают?

– Вера. Вера может все.

Он ответил вслух, и стоящий у перехода мужчина с оружием оскалился.

Марина судорожно кивнула и снова посмотрела на пол – тут он был чистый, но капли крови мерещились теперь ей везде.

«Вера может все».

А эти ничего не делают тому, кто верит.

У них холодная кровь. Они убивают ради забавы. Они все в солнечных очках. Что им скрывать тут, в помещении? Не маски – очки.

Глаза? Алые глаза?

Марина поняла, что нащупала ответ на все свои вопросы, и сжала руки в кулаки, чтобы не выдать охватившего ее ужаса.

Те, кто их захватил в заложники, – не люди.

– Два тридцать.

– Да, я знаю. – Ортега отошел от миража, разложенного уже на отдельные схемы раз двадцать. Взял, не глядя, чашку с чаем со стола, закинул в рот пару крекеров и посмотрел на Лиргу: – Что у них происходит?

Точки на мираже двигались в сторону хвостового вагона.

– Сгоняют всех. Раньше эрлиец был в первом вагоне, чуд в третьем. Сейчас челы в последних двух вагонах: их осталось четыреста восемьдесят, чуд и эрлиец у входа предпоследнего вагона.

– Они приняли решение?

– С большой вероятностью – да. У нас осталось около десяти-пятнадцати минут. Потом они начнут расстрел. Чуда и эрлийца оставят напоследок.

– Обожрутся.

– Им плевать.

Лирга поднял голову от монитора. Ортега кивнул в ответ:

– Да, знаю.

Где-то в стороне Арга в очередной раз сделал раскладку артефактов и тут же тихо заметил:

– Вот оно – слабое место.

Советник качнул капюшоном, затем встал, подходя ближе, и согласился:

– Люды всегда забывали этот параметр: глубина.

Ортега тут же оказался около магов:

– Мы можем разрушить защиту?

Советник выпростал когтистые пальцы из рукавов, и к ним потянулись нити энергии от Источника. В комнате стало ощутимо темнее.

– Можем. Готовность – пять минут.

Во рту пересохло, но снова достать бутылочку с водой и сделать глоток Нина не решалась. Слева тихо постанывали несколько раненых женщин, позади нее толкался ногами удивительно тихий ребенок лет пяти, который за все время штурма не проронил ни звука (может, он немой?), справа чуть покачивался взад-вперед молодой парень. А перед Ниной сидели на полу еще два ряда людей. Эти люди были для нее просто безликой массой, которая не имеет значения ни для нее, ни для кого бы то ни было.

Выстрелы вдалеке, в другом конце поезда, прозвучали резко, отрывисто, очень четко, и Нина подняла голову. А потом встала, хотя никто не разрешал ей вставать, и на нее тут же направили дуло автомата.

Там, вдали, едва различимо между окнами-проходами-переходами, ограниченными стеклами и перилами, происходило какое-то движение. Короткие вскрики, а затем погас свет.

Нина широко улыбнулась, и в этот момент пуля влетела ей в живот.

Раймонд обернулся в сторону шума в первое же мгновение. Интуиция воина, которую он в себе никогда не развивал, о которой даже не подозревал, подняла голову и завладела разумом. Дальше чуд двигался не сам – за него, в нем, через него двигались его предки. Пять десятков поколений Вертов, среди которых на заре времен числился даже один великий магистр, прославивший Чудь победами в войне Кадаф, увидели в происходящем шанс для своего потомка.

Раймонд сел на корточки в тот же момент, когда погас свет. Он поймал ближайшего масана за ногу и резко дернул вверх, перехватывая одновременно его автомат. Пальцы машинально нащупали спусковой крючок, и пули влетели вампиру в голову, обрызгивая лицо чуда холодной кровью.

Второй.

Третьего Раймонд убил так же – выстрелом в голову.

Удар четвертого застиг чуда врасплох, и он с недоумением замер, чувствуя, как в животе разливается острая боль. Кровь хлынула на пол из разрезанного вдоль торса, и Раймонд машинально стянул остатки футболки, чтобы как-то прикрыть рану.

Второй удар должен был убить его, и чуд прекрасно понимал это. Ему было жаль мать, которой сообщат новость о его смерти. Он ясно представил – в кромешной темноте, разрежаемой лишь вспышками выстрелов, это было очень легко сделать, – как садится она на диван, как дрожат у нее руки и как ей больно, когда кто-то сообщает ей, что Раймонд Верт погиб при штурме…