Джосайя Бэнкрофт - Рука Сфинкса [litres]

– Сядь на кровать, пожалуйста. – Амазонка повиновалась, и Сфинкс подошел так близко, что плащ коснулся ее коленей. – Итак, – продолжил он, ощупывая железы под челюстью. Его руки встревожили Ирен. Они были слишком маленькими, словно детскими, но твердыми как камень. – Скажи мне, что нужно, выражаясь твоими словами, исправить.

Ирен прищурилась, глядя на свое лицо, растянутое поперек зеркальной маски:

– Ты врач?

Сфинкс помолчал.

– Нет, я намного лучше этого. Ты хорошо спишь?

Ирен сразу же решила, что будет отвечать на вопросы Сфинкса без раздумий. Она хотела быть честной, она хотела казаться честной.

– Иногда. Мне снятся плохие сны.

– Тебя чаще обычного бросает в жар или ты стала больше потеть?

– Да.

– Сколько тебе лет?

– Наверное, пятьдесят пять. Я не знаю.

– Все в порядке. Дни рождения – ужасная вещь. Я ни одного не праздновал вот уже по меньшей мере век. – Сфинкс повернул голову амазонки и заглянул ей в ухо. – Что еще?

– Я не могу управлять своим настроением. Я злюсь, а потом мне становится очень грустно.

– Ты обычно эмоциональна? – Сфинкс оттянул ей веко и осмотрел сосудистую сеть.

Ирен шмыгнула носом:

– Нет.

Сфинкс встал:

– Открой рот. Высунь язык. Хорошо. Теперь скажи: «А-а-а». Очень хорошо. Отлично. Позволь спросить, когда ты начала себя так чувствовать? Когда вы покинули порт Голла, может быть?

Ирен наклонила голову:

– Думаю, да.

– До этого у тебя было много друзей? Ты регулярно с кем-то общалась или у тебя были крепкие семейные узы?

– Я играла с детьми Финна Голла.

– Часто? Всякий раз, когда тебе хотелось?

– Нет. Только когда он позволял. Время от времени.

– В качестве награды? Звучит не очень по-дружески. Неужели больше никого не было?

– Нет, пока Сенлин не начал учить меня.

– Он тебе все еще нравится? Даже сейчас? Даже зная о слабости, которую он скрывал от тебя?

Ирен так прищурилась, что ее узкие глаза почти исчезли с лица.

– У всех есть слабости. Не у всех есть сильные стороны.

– Видимо, да. Ладно, у меня есть для тебя диагноз. Это не похоже на колотую рану или какую-нибудь локальную травму, боль от которой разливается во все стороны. На самом деле это нечто противоположное. Я думаю, все дело в климактерии.

Ирен растерянно моргнула. Какой еще «бактерии»? Впрочем, нет, Сфинкс произнес другое слово.

– Что это значит?

Сфинкс подался назад, его тень на оклеенной обоями стене сжалась. Он выглядел почти дружелюбно.

– Климактерий – то, что происходит по окончании детородного возраста. У некоторых из-за него случаются перепады настроения. Он может прерывать цикл сна или приводить к внезапному изменению температуры тела. Это вполне естественно, хоть часто и неприятно.

– Но я теряю самообладание. Я никогда раньше не теряла самообладания. Это все… климактерий?

– Нет, моя дорогая, я думаю, это все от потрясения. Ты ведь была головорезом Голла, верно? Его личным молотком, что было физически утомительно, однако не требовало долгих раздумий о других или о собственной совести, об эмоциональной привязанности. Теперь все изменилось. У тебя есть друзья. Не заемные, но настоящие. И хоть это весьма чудесно, оно вместе с тем и ужасно сложно. Ты впервые столкнулась с чувствами, которые нельзя ни придушить, ни отправить в нокаут. Тебе наконец-то есть что терять, и это пугает.

– Нет, со мной что-то еще не так, – сказала Ирен в глубоком разочаровании. Она хотела задушить этого человека-тень, расплющить о стену. – Я чувствую себя по-другому. Я не могу это объяснить. Я потянула мышцу в спине, делая приседания.

Сфинкс издал смешок, похожий на бренчание ключей тюремщика. Он похлопал Ирен по щеке, покрытой шрамами, и амазонка нахмурилась.

– Ты просто стареешь, моя дорогая. С этим ничего не поделаешь, увы.

– Как это ничего? Я согласна на новую спину! Новую руку! Дай мне ступню. Дай большой палец. Я возьму что угодно.

Большой овал Сфинксова лица повернулся туда-сюда – он величественно помотал головой:

– С тобой все в порядке. Физически ты в прекрасной форме. Может, еще лет десять будешь размахивать кулаками, если тебе этого хочется. А теперь прошу меня извинить. Мне надо проверить, как дела у вашего капитана.

Амазонка опустила голову. Она не могла вспомнить, когда чувствовала себя более подавленной.

– Выше нос, Ирен. Тебе еще предстоит сыграть свою роль, и это будет интересным испытанием для тебя. Действовать придется не кулаками, а сердцем.

Волета обнаружила Ирен сидящей на краю кровати, уткнув локти в колени и обратив лицо к ковру. Амазонка выглядела неподвижной и задумчивой, как статуя в парке.

– Ты проснулась. Мистер Уинтерс уже на ногах. Байрон говорит – капитан возвращается домой. Все будет отлично. – Когда Ирен не подняла головы и никоим образом не показала, что слышит чудесные новости, веселость Волеты сменилась тревогой. – С тобой все в порядке?

– Ты знаешь, что такое климактерий?

Волета пересекла комнату на цыпочках, словно могла таким образом смягчить деликатный момент.

– Знаю.

– А я не знала, – тихо проговорила Ирен. Она подняла взгляд, и ее лицо словно окаменело. – У меня никого не будет. Я останусь одна.

– О нет, Ирен. Пожалуйста, не говорит так. Бедняжка… – Волета обняла плечи амазонки, похожие на гору. – Я тебя люблю. Капитан тебя любит; Уинтерс тебя любит, и ты знаешь, как сильно Адам тебя обожал. Он следовал за тобою повсюду, как верный пес. Уверена, он ужасно по тебе скучает. Но я обещаю, что никогда тебя не брошу. Мы с тобой просто неразлейвода.

Амазонка вздохнула так глубоко, что Волета пошатнулась.

– Я тоже тебя люблю, – выдохнула Ирен.

С этим ничего нельзя было поделать. Воссоединение обещало быть неловким. Во-первых, событие должно было состояться в розовом каньоне, посреди вызывающих агорафобию просторов с их гипнотизирующими повторениями, что никак не назовешь уютным или удобным местом. Во-вторых, Байрон и команда на несколько минут опередили капитана. Они в тревоге топтались перед дверью, за которой пока еще не было коридора.

Они всей командой ни разу не обсуждали капитанские привычки, не поднимали вопрос, в состоянии ли он руководить, и теперь казалось, что этого уже и не случится, если только он сам не нарушит неловкого молчания. Они, конечно, на это и рассчитывали, но все зависело от того, какая версия их старого знакомого вернулась из недр библиотеки Сфинкса.

Состояние капитана было не единственным поводом для беспокойства. Эдит подташнивало при мысли о необходимости объяснять, куда подевался Адам. Что уж говорить о том, что Сфинкс спас жизнь Красной Руки… И еще была ее чудовищная конечность, которая уже порвала одну рубашку и раздолбала два дверных проема. Эдит опасалась, что двери лифта откроются и Том завопит, увидев ее.