Джей Кристофф - Годсгрейв [litres]

– Все это знали, – пожал плечами Сид. – По крайней мере, их люди. Всем было плевать. Даже твоей матери, до тех пор, пока они помалкивали об этом. Она вышла замуж за должность, а не за мужчину. Их брак был построен на дружбе. Возможно, даже на своеобразной любви. Но в первую очередь – на амбициях. Твой отец обрел верность люминатов. Нам было все равно, что будущий король и его Царетворец время от времени спали в одной постели. Некоторые даже считали это романтичным. – Сидоний подался вперед и произнес твердым и мрачным голосом: – Но не говори мне, что восстание началось из-за любви Дария Корвере к свободе или народу, Мия. Оно началось из-за его любви к Антонию. Генерал хотел стать королем. А твой отец хотел быть тем, кто наденет корону на его голову. Коротко и ясно.

Мия вспомнила те неночи в Вороньем Гнезде, когда их посещал генерал. Она всегда звала его «дядей Антонием». Он с ее родителями трапезничали вместе и пили вино, их смех разносился эхом по длинным коридорам из красного камня.

А потом…

Возможно, под этой самой крышей…

– Ложь, – прошептала Мия. – Ты врешь.

– Нет, Мия, – покачал головой Сид. – Я просто говорю суровую правду.

Девушка сидела молча, неподвижно, ее сердце колотилось в груди. Глаза часто моргали.

Она не могла точно вспомнить, когда плакала в последний раз…

– Больно, не так ли? – вздохнул Сидоний. – Когда узнаешь, что те, кто дали тебе жизнь, были такими же простыми смертными, как все мы? Что мир не такой, каким ты его считала?

Мия вытерла слезы дрожащими руками. Вспоминая, как отец целовать ее мать. В оба века и, наконец, в гладкий лоб оливкового цвета.

Но в губы – ни разу.

Могло ли это быть правдой?

«…И имеет ли это значение?»

Если между ними не было обмана, какая ей разница, с кем спали ее родители? Может, они и не любили друг друга, но они определенно любили ее; хоть в этом Мия была уверена. Они научили ее полагаться на свой ум, быть сильной, никогда не бояться. И она скучала по ним обоим, даже сейчас. Словно в ту перемену, когда их забрали, в ее груди вырезали дыру.

Но если ее отец не был народным героем, как она полагала, если он просто пытался свергнуть Сенат в собственных эгоистичных целях…

…для чего тогда нужны были все эти убийства и кровь?

«Нет».

Нет, Скаева и Дуомо все равно заслуживали смерти. Они все равно схватили ее мать и брата и бросили их погибать в темнице Философского Камня.

«Я передам от тебя привет брату…»

– Я знаю, чего это тебе будет стоить, – прошептал Сидоний. – Позволить начаться восстанию под этой крышей. Но подумай о Брин. О Мечнице. О Мяснике и обо мне. Неужели мы заслуживаем смерти в какой-то безбожной дыре только потому, что Леона ненавидит своего отца, а ты слишком сильно любишь своего?

Между ними повисла тяжелая, как свинец, тишина. Мия окинула мужчину взглядом; этого мужчину, которого приняла за распутного глупца, бандита, возможно, даже за труса, как было написано на его груди. Теперь она поняла, что он совсем не такой. И все же…

– Почему ты не был вместе с моим отцом и Антонием, когда их схватили? – спросила Мия отрешенным голосом. – Почему ты жив, в отличие от всех их людей?

Сидоний тяжело вздохнул и опустил голову.

– Центурионам и их Вторым Копиям рассказали о плане Дария и Антония в ту же неночь, как мы собрались. Антоний произнес грандиозную речь о коррупции, высокомерии, о власти над республикой в руках слабых и нечестивых людей. И когда все начали стучать щитами и бить себя кулаками в грудь… я просто не смог этого сделать. Республика прогнила, Мия, с этим не поспоришь. Кости этого места обгладывает язва, и Годсгрейв – ее центр. Юлий Скаева тиран вдвое хуже, чем стал бы Антоний. Но мы были легионом люминатов. Солдатами Бога. Война, которая последовала бы, если бы мы напали на собственную столицу, страдания, которые мы оставили бы после себя… Погибли бы тысячи. Даже десятки тысяч. И ради чего? Чтобы один мужчина мог сидеть в короне, а другой – надеть ее на его голову? Я не мог этого сделать. Я пошел к своему центуриону и так ему и сказал. Он терпеливо слушал, пока я пытался объяснить неправильность всего этого. И когда я закончил, избил меня до полусмерти, заклеймил трусом и продал первому попавшемуся покупателю.

Сидоний покачал головой.

– Шесть лет в цепях за свои принципы. Вот чем мне пришлось заплатить. Но знаешь, чему я научился за все эти годы, вороненок?

– …Нет.

Сид остановил на ней взгляд своих ледяных голубых глаз.

– Нет подушки мягче, чем чистая совесть.

Мия сидела во тьме и дрожала с головы до пят. Слезы лились по ее щекам. И, не произнося ни слова, Сидоний лег на солому, перекатился на бок и закрыл глаза.

– Добрых снов, Мия.

– … Это неразумно …

– И ты очень любишь мне об этом напоминать.

– … Если не я, то кто? Эта глупая дворняга Эклипс? ..

– Не знай я тебя, то решила бы, что ты ревнуешь к ней и Эшлин.

– … Тогда хорошо, что ты меня знаешь …

Мия присела в переулке, нашла плащ, который для нее оставила Эш, и накинула его на плечи. Красться по Вороньему Покою в такую жару в плаще с капюшоном – не самый лучший способ отвести от себя подозрения, но проще так, чем бродить вслепую под мантией из теней.

– Мне нужно поговорить с ней, Мистер Добряк, – сказала Мия, надевая капюшон на голову. – Она вернулась две перемены назад, а в коллегии уже случилось столько всего.

– … Когда-то в таких случаях ты говорила со мной …

– Я по-прежнему с тобой говорю.

– … М-м-м …

Мистер Добряк запрыгнул ей на плечо и обвил шею хвостом. Мия вышла из проулка и направилась по улице Рыбаков к таверне. Час был поздний, ветер с океана норовил сдуть с нее капюшон. По дороге ей попались несколько рассеянных слуг, бегущих по своим делам, а в гавани звонили колокола, но не считая таких же бездельников, как она, улицы были пусты.

– Что ж, ладно, – пробормотала девушка. – О чем ты хочешь поговорить?

– … С чего бы начать … – раздался шепот на ее ухо. – … О том существе, которое спасло тебе жизнь в Галанте? О твоей теории, что даркины как-то связаны с падением Ашкахской империи? О карте, нарисованной чернилами на спине Эшлин? И давай не забывать о твоем поединке с шелкопрядицей и втором наборе клинков, которые она совершенно случайно забыла ослабить …

– Любой мог бы совершить подобную ошибку, Мистер Добряк.

– … С твоей стороны глупо ей доверять …

– Если бы Эш желала мне смерти, то уже десять раз могла бы меня прикончить.

– … Пусть так, но ее участие мешает тебе мыслить здраво. У нас скопилось столько вопросов ко всему происходящему, а ты, похоже, даже не пытаешься искать ответы …