Джей Кристофф - Годсгрейв [litres]

«Сосредоточься на цели, Корвере».

Мия высвободилась из рук женщины. Облизала внезапно пересохшие губы.

– Благодарю, шахид, – пробормотала она. – Я подумаю об этом.

– Уверена, что так и будет, милая, – ответила Аалея, улыбаясь шире. – Что ж, оставлю тебя наедине с воспоминаниями. Не позволяй Достопочтенному Отцу обнаружить тебя здесь без добычи, если только, конечно, тебе не хочется услышать, как он буянит.

Шахид масок склонила голову и выпорхнула из зала, но ее запах продолжил витать в воздухе. Мия смотрела ей вслед, притяжение женщины едва не вывело ее из равновесия. Но все омрачала причина, по которой она вернулась, давя бабочек в животе. Девушка ощутила, как ее тень покрывается рябью, тьма у ног начала набухать.

– …Она опасная…

– Так можно сказать про всех женщин, которых я знаю.

– …С чего начнем?..

– Ты начни с этого конца и направляйся к центру. Я начну у ног Матери. Прислушивайся к шагам. Нам не нужна компания.

– …Ты искренне думаешь, что эти поиски принесут результат?..

– Я уже не знаю, что думать. Так что давай побыстрее покончим с этим.

Мия присела у основания статуи Наи и под светом из кровавых витражных окон начала изучать имена, вырезанные в камне. Одно за другим. Тысячи. Спираль, начинающуюся у ног богини. Имена королей, сенаторов, легатов и лордов. Священников и проституток, нищих и ублюдков. Имена каждого, принесенного в жертву Черной Матери.

Ее единственной компанией были хор и Мистер Добряк; сама девушка работала молча. Гадая, что делать, если Эшлин сказала правду. Пару раз ей пришлось прятаться в плащ из теней, когда в зал забредали Десницы или новые аколиты. Но большую часть времени ее никто не прерывал. Стоя на коленях в сумраке, она читала имена мертвых, смешивающиеся в голове.

Мия помнила ту перемену, когда он умер. Ее отец. Стоя перед петлей и вопящей толпой. Кардинал Дуомо с бородой, напоминавшей изгородь, и широкими плечами стоял на эшафоте. Юлий Скаева с угольно-черными волосами и глубокими темными глазами был наверху, облаченный в консульскую мантию, окрашенную фиолетовым и кровью. Они пришли для того, чтобы посмотреть, как предводителей восстания повесят за преступления против великой Итрейской республики. Судья Дарий Корвере и генерал Гай Антоний набрали армию и собирались повести ее на собственную столицу. Но накануне вторжения пришло спасение, и предводителей мятежа доставили в руки республиканских властей.

Мия была слишком юной, чтобы задавать вопросы. А затем – слишком ослепленной, чтобы задаваться ими самой.

Но как?

Как предводители восстания попали в лапы Сената, находясь в безопасности собственного вооруженного лагеря? Антоний не был глупцом. Отец Мии тоже. Потребовался бы сам бог, чтобы прорваться сквозь оборону и захватить их в плен.

Бог. Или, возможно, кто-то, поклонявшийся богине…

– …Мия…

При звуке голоса Мистера Добряка она резко подняла голову, зрачки расширились во тьме.

– …О, Мия…

Она стремглав поползла по полу к тому месту, где стоял кот из теней. Изучила имена, вырезанные в граните. Ее отца и Антония повесили перед народом Годсгрейва – даже если люди Красной Церкви были замешаны в их поимке, казнь свершили не они. Но если кто-то погиб во время захвата, то, возможно…

– Бездна и кровь, – прошептала она.

Высеченное на камне, как и обещала Эшлин. Одно-единственное имя среди тысяч. Имя раба, который выкупил свою свободу, но все равно остался на службе у ее отца. Правая рука Дария Корвере. Его мажордом. Человек, который должен был быть со своим судьей, когда тот готовился напасть на столицу. Человек, который должен был оставаться с ее отцом до последнего.

Андриано Варнесе.

– …Значит, это правда…

В животе похолодело, ее пальцы обвели имя на камне.

Рот наполнился пеплом и пылью.

Красная Церковь участвовала в поимке ее отца. Вот кто виноват в том, что восстание было подавлено. Почему еще имя мажордома ее отца было бы вырезано здесь на камне? Как еще могли схватить генерала и его судью в лагере с десятью тысячами их людей?

Все это время она обучалась в логове убийц, чтобы отомстить ублюдкам, которые повесили ее отца. Ни секунды не предполагая, что убийцы, у которых она училась, сами приложили руку к этой смерти.

И все по воле мужчины, которого она хотела убить больше всего.

Эш сказала правду.

Всё. От и до.

Уничтожено в одно мгновение.

– О, Богиня, – выдохнула Мия.

Она посмотрела на статую над собой. На меч и весы в ее руках. На драгоценности, сверкающие на мантии, словно звезды в тихую истинотьму. В эти безжалостные черные глаза.

– Черная мать, что мне теперь делать?

Толпа рокотала, как гром.

Ее рев вибрировал в камне вокруг, отбивался от влажных стен. С деревянных балок на потолке сыпалась пыль; топот тысяч ног, гул аплодисментов, оглушительные раскаты, выражающие восхищение – все это вызывало в Мие дрожь по телу и трепет внизу живота.

За всю свою жизнь она никогда не слышала ничего подобного.

Девушка находилась в камере под ареной и смотрела сквозь прутья на пески снаружи. Рядом с ней стоял Маттео, его темные глаза округлились от удивления. Сидоний ходил взад-вперед по их маленькой клетке, словно запертый зверь, жаждущий сорваться с цепи. Или же мечтающий сбежать. Мия посмотрела на слово «ТРУС», выжженное на его груди. Снова подумала о том, чем он его заслужил.

– Ты когда-нибудь была на «Венатусе», вороненок? – спросил он.

– Отец ни за что бы мне не позволил. Он считал эти игры варварским развлечением.

Сидоний посмотрел на толпу и кивнул.

– Мудрый мужчина.

– Не настолько мудрый…

Поездка в фургоне из Вороньего Гнезда в Блэкбридж заняла почти неделю. Как обычно, Мию, Маттео и Сидония держали отдельно от истинных гладиатов, и ни один из них не снизошел до того, чтобы перемолвиться с ней словом. Тем не менее их хорошо кормили, и, возможно, из сочувствия к грядущему, Мясник воздерживался от осквернения их ужинов. После шести перемен они прибыли в тенистый каньон гор Дракспайн и въехали в обширный метрополис Блэкбриджа. [25]

Теперь они ждали под огромной городской ареной. Первое представление уже началось – публичные убийства, спонсируемые местными администратами. Мия наблюдала, как пески орошаются кровью, а гладиаты казнят осужденных преступников, еретиков и беглых рабов, чтобы раззадорить аппетит толпы перед будущим кровопролитием.

Арена Блэкбриджа была гигантским эллипсом длиной в сто двадцать метров. На ее трибунах помещалось около двадцати тысяч человек, механические навесы спасали зрителей от солнечного света. Манежи и трибуны были забиты до отказа, люди преодолевали мили и мили, чтобы стать свидетелями крови и славы «Венатуса». Мия видела торговцев, продающих вяленое мясо и вино, жен, сидящих с мужьями, детей, устроившихся на плечах у родителей, чтобы лучше видеть.