Григорий Шаргородский - Заблудшая душа [litres, трилогия]

К счастью, я не успел нырнуть в депрессию – впереди показалось первое «поле битвы». На довольно обширной поляне между двумя массивами леса красовались два боевых лагеря имперских легионов. Аккуратные шестиугольники защитных валов, состоящих из еще не высохшего грунта, щетинились тупыми «зубами» специально незаостренных колов и нависали над провалами рвов. Первый легион идеально справился с задачей благодаря грамотному командованию и как минимум получасовой форе. Впрочем, условный противник Ропуоша в данный момент заканчивал свои приготовления, так что до заката можно даже устроить показательный бой.

Условия схватки были просты, как мычание, – легионы должны поочередно атаковать противника и постараться захватить лагерь. Пользоваться можно было только кулаками, обратной стороной копий и щитами, а призом была отправка в родной гарнизон без дальнейших мучений. Приз, похоже, оказался более чем достойным, и легион Ропуоша встретил яростное сопротивление, но подчиненные молодого сентара уже почувствовали себя избранными и продавили оборону с восточной стороны лагеря, сделав вылазку одной центурией. Командовал этой диверсией сам сентар в сопровождении уже знакомого седого центуриона.

К сожалению, рассмотреть все подробности боя было трудно, но то, что старый центурион держит молодого сентара практически на поводке, я заметил. И поставил плюсики обоим.

Командовавший обороной сентар хоть и бросил основные силы против главной атаки, но все же не оголил лесной стены. Бой был хоть и короткий, но яростный. Легионеры рычали, как бешеные львы, с остервенением вырывая крепко вбитые колья и врезаясь в прикрытые щитами ряды противника. Их условный враг с неменьшей яростью сталкивал нападавших в ров с помощью ударов тупых концов копий, тяжелых щитов и даже не менее увесистых зуботычин закованных в металл кулаков.

На минуту мне стало немного боязно – подобная ярость могла повлечь за собой серьезные потери в личном составе. Но отступать уже поздно.

Дабы не усугублять ситуацию, как только первые две тирахии ворвались в лагерь, я отдал приказ к отступлению. За моей спиной взвыли трубы легионерских глашатаев, и битва начала стихать. Но успокоились они далеко не сразу – еще где-то минут десять из захваченного лагеря доносились ругань и шум драки. Похоже, парни вымещали злость за все на свете – тяжелую солдатскую жизнь, чокнутого генерала и тупость собственных командиров.

К счастью, жертв «боя» было не так уж много – около полусотни легкораненых и просто изрядно помятых, полтора десятка разных переломов и одна сломанная шея. Погибшего было жаль, но, как выяснилось позже, несчастный случай произошел уже после боя, когда один из десятников придал молодому легионеру ускорения с помощью пинка. Направление было выбрано неверно, и легионер кубарем скатился в ров, где и погиб. Наказание чересчур злобного десятника я оставил на совести его командиров и объявил получасовой перерыв.

Матч-реванш прошел практически на закате. Неизвестно, повлияло ли это на расстановку сил, но легион Ропуоша отбил все атаки, несмотря на безумную ярость нападавших, и я был вынужден сделать финальный «гудок», объявив конец встречи и результат матча со счетом один – ноль.

Ночь укрыла огромную поляну своим одеялом из мрака, и оба лагеря словно вымерли. Умаявшиеся за день легионеры спали беспробудным сном, а дозорные выглядели как чучела, раскачиваясь от порывов ветра. Практически все дремали, повиснув на копьях: в этом мире еще не додумались забрать у постовых подобную подпорку. Но я не стал зверствовать и наказывать переутомленных людей, хоть и выходил несколько раз проверять посты, – нужно же было проветриться и немного отдохнуть от гвалта в моем шатре. А там творилось настоящее светопреставление – проходило обсуждение дальнейших действий новообразованной комиссии. Я понимал, что совсем скоро граф пришлет по мою душу, причем в прямом смысле этого слова, и придется ехать в столицу, но бросать начатое дело на полдороге не хотелось, и сейчас шло обсуждение, как именно продолжить проверку легионов, но уже без меня.

Глава комиссии Млет Келсо яростно ругался с «нянькой» молодого Ропуоша и еще одним сентаром. Стоявший возле них юноша помалкивал, лишь время от времени что-то робко вставляя. Выглядело это комично, потому что белобрысый парень был на голову выше всей троицы старших легионеров. Выир в свару не лез – его дело защита комиссии и силовые акции. А Дархат вообще игнорировал происходящее, понимая, что надолго генерал в этом дурдоме не задержится.

Информация о бесчинствах генерала наверняка уже достигла столицы, и с минуты на минуту стоило ждать вызова к императору. Десятник осунулся и погрустнел – будущие перемены пугали его, особенно тем, что он никак не мог понять сути происходящего. Мне было тяжело смотреть на верного пса генерала и понимать, что являюсь причиной всех его бед.

Идея с комиссией была спонтанна и необдуманна, руководство подобрано шапочно, но другого варианта не было. Единственно что удалось сделать толковое – это проверить информацию о наставнике молодого Ропуоша и о самом Млете Келсо. Оба оказались добросовестными и упрямыми служаками. Келсо вообще мог претендовать на пост сентара в пограничном легионе, но там была какая-то темная история, и его «сослали» во внутренний легион в том же звании. Копнув поглубже, Харит узнал, что бывший центурион что-то пронюхал о махинациях местного военного советника и, сам не понимая за какие заслуги, был переведен в более престижный легион. Так что для моих целей он подходил, может, и не идеально, но другой кандидатуры я не видел.

В спорах верхушки новой комиссии не участвовал только мой адъютант – умаявшись в плавании по информационному морю, Харит попросту потерял сознание и был уложен заботливым дедом прямо в мою походную постель. Все равно мне она без надобности.

Мы с Лованом приняли еще по одной колбе синеватой гадости, и сна не было ни в одном глазу. Но наряду с этим все чувства притупились – тело казалось деревянным, перед глазами плыл туман, и накатывала тошнота.

Но это было уже не столь важно – утром пришло письмо от графа, а еще через полчаса курьер принес требование императора явиться пред его светлы очи. Несмотря на всю срочность, я решил выступить еще раз, так сказать, на бис.

Объявив обоим легионам радостную весть, что они отправляются домой, я оставил основной штаб комиссии домучивать остальных, а сам с «медведями» и ревизорской командой Харита направился в славный город Пакинай.

В отличие от Койсума Пакинай был не только центром второго сектора внутреннего круга, но и перекрестком больших торговых дорог. Жизнь там бурлила и без загульных легионеров. Так что порядок поддерживали не армейские патрули, а стража бургомистра под пристальным вниманием наместника императора. Пакинай не являлся столицей провинции, но важность этого поселения требовала присутствия полномочного представителя императора. Эти обстоятельства и были основанием для того, чтобы заложить большой крюк на пути в столицу. В большом и богатом городе концентрация начальства на квадратный метр зашкаливала, и моих эмиссаров могли попросту послать подальше, да так, что даже «медведи» окажутся бессильны.