Тэд Уильямс - Корона из ведьминого дерева. Том 2 [litres]

Капитан стражников колебался, ему явно не хотелось отпускать арестантов, но он не мог не подчиниться прямому приказу лорда-канцлера, одного из самых могущественных людей королевства. Самосохранение победило стремление соблюдать правила.

– Хорошо, милорд. Если вы забираете их под свою ответственность, милорд.

– Именно. Вы можете так и сказать Закиелю. А если он хочет печать на моем приказе, пусть пришлет кого-нибудь в канцелярию, и мой секретарь Виберт ее поставит. Я позабочусь о том, чтобы арестантов вернули вашему командиру в таком же виде – немного пьяными и очень глупыми, – и он сможет сделать с ними все, что захочет. Например, повесить, если у него возникнет такое желание.

– О, я не думаю, что их повесят, милорд.

– Да, скорее всего, а жаль.

– Значит, вы намерены нас угостить? – осведомился Астриан. – Отведете на рынок и купите каждому по куску пирога с мясом?

– Вам очень повезет, если я не превращу вас в пироги с мясом, – сказал Пасеваллес, когда капитан передал ему арестованных. – А теперь марш в канцелярию. И поторопитесь.

– Разве вы не снимете с нас оковы? – спросил Астриан.

– Должно быть, ты шутишь, – ответил Пасеваллес. – Я жалею, что они недостаточно тяжелые.

В канцелярии Пасеваллес приказал отцу Виберту и всем клеркам перейти в другие комнаты, чтобы остаться наедине с двумя солдатами. Он уже достаточно давно знал Астриана, еще со времен Наббана, да и Ольвериса лишь немногим меньше. Он видел их как в лучшие моменты, так и в худшие и никогда прежде не был так на них сердит.

– Клянусь святым Корнеллисом, что вы творите? – Пасеваллес с трудом заставил себя понизить голос, чтобы о его гневе не узнали все в помещении канцелярии. – Вам хорошо известно, что не следует оставлять Моргана одного, в особенности когда на него находят приступы безумия. Он мог бы погибнуть! Лишь милость бога уберегла его от смерти!

Астриан выглядел слегка смущенным, но не более того.

– Вы сказали нам, что он слишком много пьет, милорд, – спокойно ответил Астриан. – Мы попытались уговорить его пойти с нами на церемонию Закиеля, но когда он отказался… – Астриан пожал плечами. – Увы! Что мы могли сделать?

– Что вы могли сделать? Пойти с ним! Находиться рядом! А когда он сказал бы: «Я полезу на проклятую башню и упаду с нее», вы бы ответили: «Нет, вовсе нет, ваше высочество. Вы останетесь с нами». Вот что вам следовало делать. За что я вам плачу, олухи?

– Он упрям, – сказал Ольверис.

– Упрям? Конечно, он упрям. Он избалованный мальчишка, едва достигший возраста мужчины, а его друзья – вечно пьяные идиоты. Молодые люди его возраста нередко творят глупости. Ваша работа состоит в том, чтобы не давать ему их совершать.

– Мы пытались … – обиженно начал Астриан.

– Вот только не надо придумывать себе оправдания. – Пасеваллес принялся расхаживать взад и вперед около своего письменного стола, на котором лежали груды накопившейся работы, в то время как ему приходилось заниматься такой ерундой. – Неужели вы до сих пор не поняли, какое значение имеет этот мальчик? Он наследник королевства Престера Джона – всего Верховного Престола. После короля и королевы он самый главный человек в мире – важнее его святейшества Ликтора Матери Церкви! – Он окинул их яростным взглядом, словно провоцируя на возражения. Однако ни один из них не осмелился открыть рот. – Как вы думаете, что произойдет, если стражники Ликтора позволят старику взобраться на крышу церкви санцелланских эйдонитов ночью, а потом оттуда упасть ? Вы думаете, они сохранят свое положение? Или же их притащат на площадь Галдина и четвертуют на глазах у ревущей толпы? Ну? Отвечайте!

– Он не падал с башни, – тихо сказал Астриан. – Во всяком случае, не с самого верха. Там вокруг мощенная булыжником мостовая. Он бы лопнул, как яйцо.

– Значит, вы полагаете, что именно так следует охранять наследника Престола? Он всего лишь сломал ребра и сильно ударил челюсть, но не лопнул, как сброшенное с огромной высоты яйцо?

– Я имел в виду совсем другое, – пробормотал Астриан.

– Мы понимаем, почему вы разгневаны, – сказал Ольверис.

– Нет, я так не думаю, – сказал Пасеваллес. – У меня складывается впечатление, будто вы уверены, что я могу доверить такую работу только вам. Поверьте мне, сотни людей справились бы с ней лучше, чем вы. Неужели вы думаете, что я не найду вам замену за время, что мне потребуется на то, чтобы отвести вас к плахе палача?

Ольверис наконец немного побледнел, и на его оливковой коже выступил пот.

– Нет, милорд.

– Нет, милорд, – эхом повторил Астриан. – Но…

– Хватит. Я намерен отправить вас к Закиелю в сопровождении Виберта, потому что меня тошнит от одного вашего вида. И, если вы устроите какие-то проблемы или позволите себе с кем-то грубо разговаривать, я потребую, чтобы лорд Закиель бросил вас в самую глубокую темницу, где вы будете оставаться до тех пор, пока не сгниете. Вы все поняли?

– Да, милорд, – сказал Астриан.

– Да, милорд, – повторил за ним Ольверис.

Пасеваллес вышел в соседнее помещение и позвал своего старшего секретаря.

– А теперь уходите, – сказал лорд-канцлер, вернувшись вместе с Вибертом. – И какое бы наказание ни решил назначить вам Закиель, вы поблагодарите его и принесете свои извинения. Нет, не надо ничего говорить. Меня тошнит от ваших речей.

После того как разошлись зрители, а леди Телия и Тиамак окончательно убедились, что раны, полученные Морганом, не представляют опасности для его жизни и здоровья, принц остался наедине со своим оруженосцем Мелкином, парой слуг и бабушкой.

– Я никогда не пойму, почему ты так поступил, Морган. – Королева была не только разочарована, но и рассержена. Как только она убедилась, что внук пострадал не серьезно, ее сочувствие исчезло. Теперь королева напоминала медленно кипящую кастрюлю. Морган и представить не мог, что скажет дед, и ему оставалось лишь гадать, сколько удастся избегать его гнева. – О чем ты думал? Говори со мной!

– Я не знаю. – Морган попытался лечь на бок, чтобы не видеть ее покрасневшее от слез, несчастное лицо, но ребра болели слишком сильно. – Я не знаю. Я просто… просто так получилось.

– Мы еще поговорим об этом. Завтра, после того как ты хорошенько выспишься.

– Но еще даже полдень не наступил.

– Значит, после дневного и ночного сна. Твой дедушка очень, очень огорчен.

– Какая неожиданность !

– Не нужно грубить, Морган, и не пытайся шутить. Сейчас для этого совсем неподходящий момент.

Мириамель оперлась ладонью о его постель, чтобы встать. Иногда принц забывал, что его бабушке уже более пятидесяти лет, потому что она часто улыбалась и у нее был звонкий, почти девичий смех. Он знал, что должен испытывать угрызения совести из-за того, что заставил ее волноваться, но сейчас, когда она с трудом поднималась на ноги, почему-то почувствовал себя отвратительно. И что совсем уже странно, Морган ощутил гнев, словно это она ударила его в челюсть. Иногда ему казалось, что люди, которые о нем беспокоятся, делают это только для того, чтобы иметь повод быть им недовольными.