Кристофер Холт - Дорога чудес и невзгод [litres]

Джорджи сделал глубокий вдох, закрыл глаза и прорычал:

– Ну ладно, я иду!

Пёс прыгнул вперёд, Макс подбежал к окну поглазеть. Стёкла запотели, но тем не менее он видел, как потемнела облеплявшая сенбернара сухая грязь, как она стала стекать с его боков чёрными потоками и разливаться лужами на бетонном полу.

Скрипнули затворы, и вода перестала течь.

В нескольких футах впереди начали вращаться две высокие белые пластиковые трубы. Они двигались взад и вперёд и выбрасывали из себя клочья густой мыльной пены.

– Иди вперёд! – громко пролаял Макс.

Вскоре Джорджи от морды до хвоста был покрыт густым слоем белой пены и стал похож на снеговика, каких, бывало, лепили зимой вожаки стаи Макса, только в собачьем обличье.

Джорджи, отплёвываясь, побежал вперёд. Тут сверху опустились и выдвинулись из стен валики, состоявшие из тряпичных полосок. Они завертелись, лоскуты ткани хлестали сенбернара по бокам.

Пёс от удивления гавкнул, но валики продолжали своё дело. Они действовали, как сотня рук с мочалками, и со шкуры Джорджи слетали напитанные грязью мыльные хлопья. Спустя несколько секунд валики замерли, сенбернар потрусил дальше и был встречен новыми струями воды, которые отмывали его начисто.

Наконец мойка была закончена, и Джорджи оказался у выхода. Тут на него с двух сторон сильно задул ветер, взбивая и трепля шерсть. Когда сенбернар появился на бетонной платформе, он выглядел совершенно другим существом.

Грязеползец превратился в огромного, величавого, крепкого пса, сенбернара с белоснежной шерстью в крупных тёмно-рыжих пятнах.

– Как я выгляжу? – поинтересовался он.

Рядом с Максом появилась Гизмо – чистая и мокрая. Йоркширка встряхнулась и возбуждённо пролаяла:

– Я знала, что под грязью скрывается настоящий пёс! Ты больше не Грязеползец. Теперь твои друзья в Батон-Руже наверняка тебя узнают.

Впервые с момента встречи трёх наших друзей с Джорджи сенбернар завилял хвостом и приоткрыл пасть в собачьей улыбке. С его брылей стекла слюна, но никто ничего не сказал по этому поводу.

– Эй, Макс, знаешь что? – окликнул друга Крепыш.

Лабрадор обернулся, и в морду ему полетела пена из шланга, который такс зажал в зубах. Крепыш бросил свою ношу на землю и завилял хвостом:

– Твоя очередь!

Все засмеялись.

Крепыш, Гизмо и Джорджи вместе обливали Макса из шлангов, смывая с его шкуры грязь и песок, налипшие на длинную шерсть лабрадора за время долгого путешествия. Грязная вода ручейками стекала в канаву.

Утреннее небо было безоблачно-ясным, над болотом дул лёгкий ветерок, напитанный запахом мокрой собачьей шерсти и мыла. Сильные струи воды массировали мышцы Макса и снимали боль от вчерашнего падения.

Собаки продолжили плескаться в воде. Максу стало весело и спокойно – ему даже подумалось, что самое страшное осталось позади и дальше путешествие будет проходить легко и приятно. Однако пёс знал: долгий путь ещё не закончен и день только начался.

Наконец все отмылись и освежились. Макс отключил шланги и встал во главе всей компании, чтобы продолжить путешествие. Теперь, при свете дня, он мог хорошо разглядеть воронку. На дне её, как он убедился на собственной шкуре прошлой ночью, стояла мутная вода, на её поверхности плавали опавшие листья. С одного листика на другой перелетали стрекозы, поднимая на воде легчайшую рябь. Из воды торчали капот утонувшей машины, который Макс приметил ещё вчера, поваленные фонарные столбы, обломки бетонных плит и куски асфальта.

Воронка простиралась на длину целого городского квартала. Хорошо, что поблизости не было людей, когда она образовалась.

Покинув автомойку, собаки друг за другом двинулись вдоль провала обратно на зажатое подступившей к асфальту растительностью шоссе, которое было разрезано пополам воронкой. И тут среди густого подлеска они увидели оставленный старой леди маячок.

– Смотрите, ребята! – воскликнул Макс.

Он бросился через дорогу с потрескавшимся асфальтом и резко затормозил рядом с бело-оранжевым барьерчиком. В отличие от барьеров там, где гаторы устроили свою фальшивую вечеринку, цвета на этом были яркие. Янтарный пластиковый маячок мигал равномерно, а на стволе соседнего дерева был нарисован краской из баллончика перечёркнутый чёрным оранжевый круг.

– Наконец-то! – обрадовался Крепыш. – Сдаётся мне, мы всё же не потеряли старую леди.

– Я знала, что след Джорджи приведёт нас к ней, – добавила Гизмо.

Макс обнюхал землю под деревом, где был нарисован знак. Ливень смыл почти все запахи, но пёс всё же уловил легчайший аромат цветочных духов и лаборатории.

Значит, женщина была здесь совсем недавно. А раз маячок находится за воронкой, она должна была пройти это место до того, как земля просела.

– Она была очень милой, – сказал Джорджи, – и я не удивлён, что вы хотите увидеть её вновь.

– Ну, мы на самом деле никогда с ней не встречались, – пояснил Макс, – так же как с Белл. Но наши друзья знали их обеих очень хорошо.

– Ты явно доверчивый пёс, Макс, – сказал Джорджи. – Пройти такой длинный путь, чтобы найти женщину и собаку, которых даже не знаешь.

– Наверное, так и есть, – признал Макс, – но лучше делать хоть что-то, чем не делать ничего.

– Не всегда, – возразил Крепыш. – Ты меня знаешь, верзила. Если я могу перестать что-то делать, тогда я счастливый пёс.

– Ох, Крепыш, – захихикала Гизмо, – представь, как скучно тебе было бы, если бы ты не встретил меня и Макса! Так и сидел бы один в ветеринарной клинике, и тебе было бы не с кем словом перекинуться, разве что с волками.

– Эй! Я не был бы один. У меня оставались шарики!

Солнце поднялось выше у них за спиной, они уже миновали воронку, и болото не казалось таким уж страшным. Лес поредел, между деревьями вместо затянутой ряской воды показалась сухая почва. Мочалки мха свисали с ветвей, а сквозь трещины в асфальте проросла трава, но Макс чувствовал, что они оставляют худшее позади.

Вскоре вся компания оказалась на вершине небольшой возвышенности, где поперёк дороги лежал под углом повалившийся древесный ствол: он опирался ветками на деревья, росшие с противоположной стороны шоссе, внизу был обожжён и почернел. Вероятно, огонь вспыхнул от молнии.

Собаки легли на живот и проползли под облиственной кроной. Ветки, как когтистые лапы, царапали спину Макса, цеплялись за шерсть и впивались в кожу. На миг у него замерло сердце: показалось, что ствол сейчас рухнет и придавит его. Пёс энергичнее заскрёб лапами, чтобы выбраться из-под него как можно скорее.