Кристофер Холт - Дорога чудес и невзгод [litres]

– Думаю, ты прав, – сказал Макс.

За спиной у них доктор Линн ахнула от удивления.

Вся троица повернулась и уставилась на неё. Старушка стояла рядом со смотровым столом, прижав руку ко рту.

– Это невероятно! – прошептала она.

– Что случилось? – спросила Гизмо.

Крепыш крутил головой из стороны в сторону.

– Мы сделали что-то не так? Нам не нужно было сходить с места?

Доктор Линн не отрываясь смотрела на собак, потом провела рукой по волнистым седым волосам.

– Макс, – заговорила она, – мне нужен мячик из-под стола в приёмной. Он лежит в коробке с несколькими другими, но там только два красных, и только у одного из них есть маленькие пупырышки. Мне нужен этот мячик. Крепыш и Гизмо, вы оба стойте на месте.

Макс гавкнул и вильнул хвостом. Пока его приятели сидели рядом с весами, он выбежал из смотровой и вернулся к столу в приёмной.

Под ним, как и говорила старушка, стояла картонная коробка с несколькими мячиками. Там были голубой, жёлтый и зелёный, оранжевый с дырочками, сквозь которые виднелся блестящий бубенчик. Макс оттолкнул их носом в сторонку и обнаружил на дне коробки красные: гладкий и покрытый тупыми шипами.

Пёс схватил в зубы пупырчатый и быстро побежал обратно в смотровую. Он опустил мячик у ног доктора Линн, сел и посмотрел на неё, постукивая по полу хвостом в ожидании одобрения.

По лицу старушки расплылась улыбка.

– Надо же, ну надо же! – тихо проговорила она, присела на корточки и почесала Макса под нижней челюстью, а потом посмотрела прямо в карие глаза пса: – Вы трое сможете понять меня.

Доктор Линн принесла из соседней комнаты шесть мисок и поставила по две для Макса, Крепыша и Гизмо, так что все трое получили по отдельной порции шариков и воды.

Пока они набивали животы у смотрового стола, доктор Линн нанесла по капле крови каждой собаки на прямоугольные стёклышки и стала рассматривать их под микроскопом. Она добавляла в пробирки с кровью разные препараты, встряхивала их и подносила к свету. Выявленные данные она записывала в блокнот и вносила в компьютер.

Работала доктор Линн молча, так что комнату наполняли хрумканье и плеск лакаемой воды. Как только собаки покончили с едой, старушка закрыла блокнот и сказала:

– Я не знаю, как это случилось, но вы трое прошли весь процесс «Праксиса» до конца.

– Давайте сядем у её ног – пусть знает, что мы слушаем, – предложил Макс.

Три собаки уселись рядком перед белыми кроссовками старушки, посмотрели на докторшу и вильнули хвостами.

Закусив губу, доктор Линн поглядела на каждого пса:

– Я, конечно, такого не ожидала. Какой-то другой человек сделал это с вами? Гавкните один раз, если «нет», и два, если «да».

Макс, Крепыш и Гизмо гавкнули по одному разу.

– Хм. Но вы были в лаборатории, верно? – спросила старушка. – Пожалуйста, гавкните один раз, если не были, и два, если были.

Все трое гавкнули дважды.

Доктор Линн вздохнула и опустила руку, чтобы почесать собак за ушами.

– Я надеялась, что найдётся какое-то другое решение, но вижу, что у меня осталась недоделанная работа. Ещё несколько вопросов. Это моя собака Мадам Кюри привела вас в лабораторию?

Одиночный лай – «нет».

– Вы видели Мадам? Вы путешествовали с ней?

Два лая – «да».

– Тогда почему она не… – Рука старушки взметнулась к лицу и накрыла рот. – Вы где-то оставили Мадам?

Сначала никто из собак не подал голоса. Грудь Макса сдавило, хвост перестал вилять. Наконец пёс гавкнул дважды, чтобы сказать «да».

– Вы хотели оставить её?

«Нет».

Рука старушки задрожала, глаза увлажнились. Она прерывисто вздохнула и спросила:

– Мадам… умерла?

Макс заскулил и понурился. Крепыш с Гизмо прижались друг к другу и засопели. Им не пришлось лаять в ответ. Макс понял, что доктор Линн сама обо всём догадалась.

По бледной, морщинистой щеке старушки сползла слеза, за ней другая. Женщина подняла вверх лицо, не заботясь о том, чтобы вытереть слёзы.

– Я вам очень сочувствую, – сказал Макс, встал и положил голову на колени доктора Линн. – Она была очень хорошим другом. Я тоже по ней скучаю.

Женщина с отсутствующим видом погладила пса; она продолжала смотреть в пространство, затерявшись в воспоминаниях.

– Это так печально, – проговорила Гизмо. – Ей даже не удалось попрощаться с Мадам.

– Я уже начинаю жалеть, что мы нашли способ разговаривать с ней, – проворчал Крепыш.

Макс лизнул руку доктора Линн, потом ткнулся носом в её ногу.

Качая головой, старушка провела тыльной стороной ладони по щеке и глазам, посмотрела на Макса и, грустно улыбаясь, погладила его по голове.

– Что-то подсказывает мне: ты тоже любил Мадам, Макс, – сказала она. – Думаю, это ей пришла в голову идея послать тебя ко мне. Я знаю, она и сама пошла бы искать меня, даже если никогда…

Мягко отодвинув от себя Макса, доктор Линн слезла с табурета и начала прибирать в смотровой. Собаки наблюдали и слушали.

– Знаете, я назвала Мадам в честь одного из своих кумиров, – сказала старушка. Она стояла спиной к Максу, Крепышу и Гизмо и ставила пробирки в шкафчик. – Мадам Мария Кюри была блестящим учёным в те времена, когда женщин в науке не особенно ценили. Я не посмела бы сравнивать себя с ней, но у меня есть кое-что общее с настоящей Марией Кюри. – Доктор очень серьёзно посмотрела на собак. – Работа, которой она занималась, привела её к смертельной болезни – отравлению радием, который она открыла. И я тоже поражена вирусом «Праксис», который носят в себе почти все животные на большей части страны. Моё творение, которое должно было принести благо, вместо этого наделало много бед. И я должна это исправить. – Доктор Линн прислонилась к тумбе и сложила на груди руки. – Не знаю, кто завершил процесс «Праксиса» для вас. Может быть, вы сами случайно натолкнулись на него или вам помог кто-то из наших продвинутых животных. Интересно, вы знаете всю историю о том, отчего стали умнее и почему все люди уехали?

Три собаки хором гавкнули один раз – «нет».

– Тогда я вам расскажу. Вы заслуживаете того, чтобы знать, почему вас оставили одних. Ваши родные этого не хотели. Они вас не бросали. И продолжают любить. – Доктор Линн присела на корточки перед тремя друзьями и погладила их одного за другим. – У них не было выбора, они и теперь скучают по вас. Вы понимаете? Вас любят.

Макс гавкнул два раза, потом подпрыгнул, обхватил старушку лапами за плечи и уткнулся носом ей в шею. Она обняла его одной рукой сбоку и прижала к себе, потом потянулась к Крепышу и Гизмо. Они вчетвером сидели на линолеуме под светом люминесцентных ламп и, закрыв глаза, обнимали друг друга.