Джон Толкин - Властелин Колец [litres]

– Это еще что за маскарад?! – начал было Мерри, ощупывая золотой обруч, сползший ему на бровь, и вдруг замер. По лицу его пробежала тень, и он закрыл глаза. – А, вспомнил, вспомнил! Сегодня ночью на нас напал Карн Дум! 129Мы разбиты! А! Копье в моем сердце! 130– Он схватился за грудь, но тут же открыл глаза. – Нет! Да нет же! Чепуха какая-то. Наверное, мне просто привиделось что-то, пока я спал. Уф! Куда же ты в тот раз подевался, Фродо?

– Наверное, сбился с пути, – пожал плечами Фродо. – Только у меня что-то нет охоты говорить об этом. Давайте лучше решим, что нам делать дальше! Надо ехать, наверное…

– В таком виде, хозяин? – удивился Сэм. – Отдайте мне сначала мои штаны!

Он швырнул обруч, пояс и кольца на траву и беспомощно огляделся, словно надеясь увидеть неподалеку свой старый плащ, куртку, штаны и прочую хоббичью одежду.

– Ищи-свищи, – рассмеялся Том, вприпрыжку спускаясь к ним с крыши усыпальницы и пританцовывая под ясным солнышком, как будто ничего особенного не случилось. Вскоре хоббиты и сами начали верить, что ничего не произошло: чем дольше они смотрели в полные веселых искорок глаза Тома, тем быстрее отступал страх.

– То есть как это – «ищи-свищи»? – удивился Пиппин, еще ничего не понимая, но уже улыбаясь. – Почему это?

Том только головой покачал:

– Из глубоких вод вы всплыли. Что жалеть о малом? Благо, сами не утопли, и на том спасибо! Так что радуйтесь и пойте! Сбросьте эти тряпки! Пусть вас солнышко прогреет, а вы бегом по травке! Ну а Том покуда сходит на охоту!

Он помчался вниз по холму, свистя в два пальца и аукая. Провожая его взглядом, Фродо заметил, что Том свернул налево, то есть на юг, и направился по дну зеленой лощины, протянувшейся меж двух холмов. На ходу он распевал:

Так он пел, подбрасывая и ловя шляпу, пока не скрылся за поворотом, – но ветер, который снова переменился и дул теперь с юга, долго еще доносил до хоббитов звонкие «Хей!», «Гей!» и «Сюда!».

Солнце, как и накануне, грело на славу. Хоббиты, выполняя приказ Тома, вволю набегались по траве и наконец разлеглись на припеке понежиться – им казалось, что их внезапно перенесли из царства льдов в гостеприимный, теплый край. Так бывает, когда долго болеешь, прикованный к постели, и вдруг ни с того ни с сего, за одну ночь, полностью выздоровеешь, и впереди – новый день, который так много обещает!

Когда вернулся Том, они успели окончательно прийти в себя… и проголодаться – как же без этого? Сначала над косогором появилась шляпа, затем сам Бомбадил, а следом – послушно, цепочкой – шесть пони: пять хорошо знакомых и один совершенно незнакомый. Этот последний и был, по-видимому, «старый добрый Блинчик». По крайней мере, имя ему очень подходило. Он был крупнее, крепче и гораздо упитаннее остальных, да и годами постарше. Мерри, хозяин этих самых пятерых знакомых пони, особо с ними не церемонился и раньше никак не называл их, но Бомбадиловы клички прижились, и с тех пор лошадки всегда на них отзывались 131.

Том выкликнул пони по очереди, и они, взобравшись на крутой курган, чинно встали в ряд, а Том отвесил хоббитам поклон.

– Вот и ваши поники! – объявил он. – А ведь кое в чем они, пожалуй, будут вас умнее, дорогие вы мои хоббиты-бродяжки! Только ум у них в носу, если разобраться. Нюхом чуют, где беда, и бегут оттуда, а вы ло́митесь вперед, вам и горя мало. Ну, а пони, если вдруг речь пойдет о шкуре, ввек оплошки не дадут и не заплутают. Есть чему учиться, а? Вы уж их простите. Верные сердечки, да, но любому ясно: Навьи – это не для них, так что не сердитесь! А теперь они пришли, и поклажа с ними!

Мерри, Сэм и Пиппин извлекли из мешков запасную одежду и оделись. Правда, вскоре им стало жарковато – в запасе-то они держали вещи поплотнее да потеплее, в расчете на близкую зиму.

– А старшая лошадка, Блинчик, – она откуда? – спросил Фродо.

– Это Бомбадилов пони, – ответил Том. – Добрый мой дружочек. Редко я его седлаю. Вот он здесь и бродит – на холмах пасется, гуляет, где захочет. У меня в гостях лошадки сразу подружились. Ну, а ночью был он близко – вот вам и разгадка! Блинчик присмотрел за ними, я не сомневаюсь. Уму-разуму учил их, отогнал все страхи – так я думаю! А нынче, славный толстый Блинчик, старый Том верхом поедет. Подставляй-ка спину! Том проводит вас до Тракта – значит, нужен пони. А то что же это выйдет: хоббиты рысцою, ну а я беги за ними? Мало будет толку!

Хоббиты обрадовались и стали горячо благодарить Тома, но тот только рассмеялся. Больно горазды плутать эти хоббиты, сказал он, так что, пока Том не доведет их до границы, сердце у него будет не на месте!

– Много дел у Тома дома, – развел он руками. – Петь, гутарить, и работать, и бродить по Лесу, и присматривать за всеми. Бомбадил не может быть вечно на подхвате – тут Курган, там Лес, там Ива… У него забот по горло, да и Златовика скоро загрустит без Тома… Уж не обессудьте!

Судя по солнцу, было еще довольно рано, приблизительно между девятью и десятью. Мысли хоббитов обратились к еде. Последний раз они ели вчера около полудня, близ одинокого камня. Никто не возражал против того, чтобы подчистить остатки вчерашних запасов, сбереженные для ужина. Так и поступили – а на закуску пошло то, что принес с собой Том на этот раз. Обильной трапезы не получилось (особенно если учесть, что от сильных потрясений аппетит бывает просто волчий, а применительно к хоббитам это кое-что да значит!), и все же сил заметно прибавилось. Пока хоббиты жевали, Том еще раз поднялся на крышу усыпальницы и перебрал драгоценные трофеи. Бо́льшую часть он искрящейся, блестящей грудой сложил на траве и сказал напоследок: «Что ж, лежите! И да набредет на вас добрый путник в добрый час: птица, зверь ли, человек, – чтобы зло прогнать навек!» – ибо лишь тогда чары Кургана могли развеяться окончательно, и Навьям был бы заказан путь обратно. Для себя Том изо всей груды сокровищ выбрал одну-единственную брошь, усыпанную синими драгоценными камнями всех оттенков, от светлого до темного, как цветы льна или крылья голубых бабочек. Долго смотрел он на эту брошь, покачивая головой, словно вспомнив что-то давнее, и наконец молвил:

– Вот игрушка для моей милой Златовики! В память о хозяйке прежней, доброй и прекрасной, я возьму ее отсюда – так-то будет лучше!

Хоббитам досталось по кинжалу, каждый в виде узкого, длинного листа, – все четыре острые, сработанные на диво искусно. По лезвиям бежали вытравленные на стали красно-золотые змейки. Ах, как засверкали клинки, когда хоббиты вынули их из черных ножен, выкованных из какого-то неизвестного, легкого и прочного металла, сплошь усыпанных огненно-красными каменьями! То ли в этих ножнах крылась некая тайная сила, то ли кинжалы хранило заклятие Кургана – но клинки, казалось, были неподвластны времени и блестели на солнце, как новые. На них не было ни следа ржавчины – словно сработали их вчера, а не много веков назад.