Тэд Уильямс - Корона из ведьминого дерева. Том 1 [litres]

Она жестом велела своему эскорту ждать до тех пор, пока зрение полностью к ней не вернется. Придворные стражники остановились на тщательно рассчитанном расстоянии, демонстрируя как ее высокий статус в качестве собственности магистра, так и их скрытое негодование от необходимости защищать смертную, любого смертного, даже самую ценную любовницу их повелителя.

Когда зрение полностью к ней вернулось, Зои повела четверых безмолвных стражников хикеда’я по потрескавшимся, обесцвеченным ступенькам лестницы на Поле Знамен, древнее место проведения праздников, где сейчас разместился так называемый Скотный рынок. Воздух за пределами горы был неприятно резким, свежим и холодным, но полным ароматов Священной рощи – сосна, береза и сладкий, как мед, волчеягодник. И даже вонь забродившей рыбы, которую продавали в кувшинах по всему рынку, показалась ей почти приятной, ведь она напомнила ее прежнюю простую жизнь в Риммерсгарде до того, как норны ее забрали. И, как всегда, стоило ей оказаться на свету и открытом воздухе, даже в окружении собратьев рабов и их бледных, точно трупы, надсмотрщиков, она начинала думать о свободе. И хотя Зои уже давно поняла, что свободы у нее больше не будет никогда, она мечтала о побеге.

Когда она пробиралась вдоль неровных рядов смертных торговцев, ее внимание привлекли перчатки, лежавшие на потрескавшемся каменном столике, их предлагала на обмен женщина, которая их сделала и сейчас скорчилась рядом под холодным ветром. В первые годы после пленения Зои мечтала о том, чтобы собрать теплые вещи на случай, если появится шанс для побега. Прочные перчатки с меховой подкладкой были намного лучше тех, что она спрятала вместе с золотыми монетами, одеждой и другими полезными вещами. Но Зои больше не могла утешать себя тем, что настанет день, когда она покинет гору, даже если ей представится такая возможность; рождение Нежеру все изменило.

Она вернула перчатки на камень. Придворные стражники клана Эндуйа снова сомкнулись вокруг нее. Скорчившаяся женщина даже головы не подняла.

Скотный рынок получил свое название из-за того, что почти все покупатели и продавцы были смертными, а хикеда’я именно таковыми считали соплеменников Зои. Каждый год рынок просыпался во время луны Дитя Ветра, и каждый день теплого времени года здесь кипела жизнь. Смертные невольники и рабы из самых дальних земель хикеда’я приходили, чтобы торговать с себе подобными, теми, кто поселился в самой горе, и теми, кто нашел себе кров в новых поселениях снаружи, в обветшалых жилищах, построенных в последние годы на костях Наккиги-Какой-Она-Была, давно заброшенных руинах хикеда’я рядом с горными вратами.

В основном на рынок приходили надсмотрщики, которые покупали дешевые одеяла, одежду и еду для смертных и оборотней рабочих. Немногие из самых удачливых смертных вроде Зои, как правило личные рабыни и другие любимцы знатных хикеда’я, искали здесь предметы роскоши – духи, вино и еду, нравившуюся им больше той, которой их кормили хозяева. Но большая часть товаров предназначалась для смертных рабов и самых бедных хикеда’я – ни один норн, имеющий высокий статус, не станет смешиваться с человеческим стадом, и Зои постоянно напоминали, что она теперь живет среди фейри.

Среди сотен и сотен смертных (и небольшого количества вооруженных стражников хикеда’я, постоянно наблюдавших за рынком) попадалось большое количество рабов, которых норны презирали еще сильнее, чем смертных мужчин и женщин, – оборотней тинукеда’я, во всем их жутковатом разнообразии. Разумеется, там еще было полно носильщиков, человекоподобных животных, почти таких же высоких, как дикие гиганты, с огромными мускулистыми плечами и крошечными головами с пустыми равнодушными лицами, даже когда они, спотыкаясь, брели под непомерной ношей.

Но тинукеда’я существовали и в других формах, от маленьких и быстрых, покрытых шерстью существ, работавших на высокогорных фермах в других частях Норнфеллса, до стройных землекопов со скорбными лицами, которые, несмотря на худобу, были способны копать быстрее, чем люди или норны, а также обрабатывать камень с легкостью человека, работающего с мягким деревом. Зои со слабой усмешкой наблюдала, как пара таких землекопов почти беззвучно торговалась с продавцом драгоценных камней: существа с совиными глазами старались поскорее убраться с солнца в успокаивающую темноту, что прямо противоречило ее собственным желаниям. Но здесь форма тела сама по себе не имела ни малейшего значения: пленившие ее норны, похожие на людей гораздо больше, чем любые оборотни, также отличались от Зои, как дикая кошка от кролика.

Ей бы уже следовало к этому привыкнуть. «Сколько нужно здесь прожить, чтобы тебе перестало казаться, будто ты попала в ужасный сон?» Бессмысленный вопрос, потому что она знала ответ: вечно. Или до того момента, когда за ней придет смерть.

Зои постаралась выбросить мрачные мысли из головы, чтобы насладиться столь редкими мгновениями на солнце, но это оказалось совсем непросто. Несмотря на наивность мечты о бегстве, Зои знала, что никогда с ней не расстанется – она слишком много лет прожила под открытым небом, чтобы сдаться. И все же ей достаточно было оглядеться по сторонам, чтобы напомнить себе, какими безнадежными являются мысли о спасении. Рабы никогда не поднимали глаз на стражников-норнов и редко говорили громче, чем шепотом, когда торговались со смертными. Прежде, в Риммерсгарде, где она прожила много счастливых лет – сама того не понимая – вместе с валадой Росквой, матриархом и целительницей Риммерсгарда, давшей ей кров, шум толпы рассказал бы о том, что люди пришли на похороны и стараются вести себя уважительно. Тем не менее во внутренней части горы, навсегда ставшей ее домом, столь большое количество голосов смертных считалось бы невыносимым, предательским криком и привело бы к быстрому и эффективному насилию. Так что рабы, даже здесь, под открытым небом, говорили едва слышно.

«Какой смысл в свободе, если ею невозможно воспользоваться? – спросила у себя Зои. – И стоит ли того жалкий дар жизни?»

Но, конечно, не угроза собственной жизни мешала ей пытаться спастись из рабства. Из-за того, что она родила Нежеру, которую так сильно любила, Зои знала, что обречена жить и умереть среди народа, чужого для нее в большей степени, чем животные на полях, и никогда не будет знать истинного покоя.

Даже лорд Вийеки, хозяин, любовник Зои, который во многих отношениях отличался от своих соплеменников и обращался с ней гораздо лучше, чем мог бы любой другой норн, не понимал беспокойства Зои. Магистр рассматривал это как милую, но необъяснимую странность смертных, так ребенок смеется над собакой, преследующей свой хвост, видя в этом лишь глупую комедию, а не тщетность усилий. А Вийеки был самым лучшим из них.