Владимир Ильин - Коронный разряд [litres]

Мысли скакнули к недавней беседе с Никой, и я поежился.

– Может, действительно?.. Ну какой еще император в самом деле… Пошлость какая.

Я прошел к машине и внимательно посмотрел, как достают из сплющенного корпуса останки бойца, умершего не за родину, не за семью и не за высшие идеалы. Умершего за то, чтобы звенел смех в мраморных залах с золочеными потолками, чтобы не кончалось шампанское в бокалах, и вышагивали в вальсе, блистая фамильными драгоценностями и запонками, девушки и юноши из рода, чья семья даже не удосужилась вытащить его прах из сгоревшей машины и похоронить достойно.

– Пожалуй, да, – вслух согласился я с прежними мыслями, – император этот мир не спасет.

Этому миру нужен тиран.

Кабинет был серым, скучным и безликим. Одинокий стол, на поверхность которого проливался из единственного окна свет хмурого московского дня. Стул за столом, придвинутый плотно. Еще один стул напротив, занятый высоким восточным человеком с острой бородкой – тоже в сером костюме, как назло.

Поднятые вверх жалюзи не скрывали вид на широкий проспект в трех сотнях метров ниже. Высота, недоступная простым смертным. Но и слишком далеко, чтобы видимое пространство ощущалось настоящим, подлинным, а не нарисованным полотном с искусной детализацией серых зданий, серых улиц и черных крон деревьев, с которых ветер уже снес желтые листья, а немногословные дворники смели их в черные мешки.

Единственными яркими красками в кабинете были фотографии, разложенные на углу стола. Цветные, формата А4: на каждой – молодая девушка, одна или в сопровождении юноши, посреди яркого, тогда еще летнего дня.

– Доброе утро, Амир, – еле слышно скрипнула дверь, и за спиной восточного человека раздался голос, привычный повелевать и властвовать.

Гость кабинета ворохнулся, попытался встать и поприветствовать со всем уважением, но сухая старческая ладонь придержала его за плечо.

– Сиди, – оставили его на месте.

И слова радости от встречи как-то сами собой завязли на языке, оставшись невысказанными. Было в останавливающем жесте недовольство, ощущаемое гостем крайне болезненно.

Хотя обижаться на этого человека было бессмысленно. Он явился с того света, чтобы вершить суд и выигрывать войны, чтобы говорить ничтожествам прямо, кто они есть – и ничтожества обтекали, неспособные возразить.

Его старались избегать – наверное, он был единственным среди всех князей, передвижения которого отслеживали столь внимательно и чутко не для того, чтобы застать и поговорить, а чтобы ни в коем случае не встретить лично.

Личность старого князя Юсупова стала легендарной еще при прежней жизни – до того, как на родовом кладбище был установлен монумент над его могилой… В которой, как оказалось, все эти годы никого не было.

Сейчас же князя воспринимали с той же растерянностью, что и явившегося из небытия Кощея Бессмертного, игла с жизнью которого была с гарантией сломана. И мир недоумевал – искать ли обломки старой иглы, чтобы склеить и снова сломать, или же где-то есть новая… Или просто накрыться плотным одеялом с головой в надежде проснуться тем утром, когда он сам собой исчезнет – столь же внезапно, как и появился.

Старик прошел справа от сидящего, остановился возле стола, с равнодушным видом тронул фотографии, развернув веером, и тут же сложил обратно.

– Ты убрал ее от Максима?

– Она прогнала специалиста. – Амир вынужденно отвел глаза. Как же неприятно отчитываться за чужие ошибки…

– Тогда купи, – прорвалось раздражение в голосе старика.

– Она не взяла деньги.

– Мало предложил?

– Даже слишком много, – поджал он губы.

«Для той, что копается в урне с мусором», – не стал он добавлять. Хотя это какой-то позор.

– Реши через ее отца, – выдал князь недовольно. – Сосватай кому-нибудь из младшей семьи.

– У нас так не останется свободной родни, – позволил себе осторожно заметить Амир.

В конце концов, каждый свободный родственник – это возможность политического маневра и использовать их вот так…

– Тебя не должно это беспокоить, – последовала краткая, но жесткая отповедь.

На мгновение Амиру стало по-человечески обидно. Столько крови и сил пролито за род, а в деле с каким-то бастардом к нему относятся как к собаке – верной, но которую можно хлестнуть по морде, если сунется куда не надо.

– Уважаемый, что в нем есть такого, что вы тратите свое бесценное время? – Он не позволил себе сорваться в раздражение. Наоборот – сделал фразу мягкой и примирительной, полной почтительного внимания.

Но старик умел отличать оттенки и настроения.

– Извини, – прозвучала сухая фраза после ощутимой паузы.

Воодушевившись единственным словом, крайне редким в устах легендарного человека, восточный гость уже настроился на историю и пояснения… Но потом была лишь тишина, от которой Амир ощутил растерянность – будто что-то было произнесено, но он не расслышал… Уже не было никакой обиды – князь, не способный врать, извинился искренне, так что сейчас Амира переполняло только недоумение.

Ладно, пусть он этого не понимает, но раз роду это важно…

– Уважаемый, быть может, я постараюсь найти ту, что подойдет Максиму? – зашел он с другой стороны.

За что получил только тяжелый взгляд из-под кустистых бровей.

Старый князь Юсупов многое мог бы ему сказать, но кое-что должно остаться только его ношей. Родня может не понять. Слишком привыкли решать кровью и силой, пресекая на корню любую угрозу.

Хотя, если честно, пять лет назад он тоже был подвержен этому недостатку, предпочитая проминать мир под себя, а не действовать спокойно и взвешенно. Но тогда его вполне можно было понять.

Тогда, возле дома Самойловых, под грозовым, родным любому Юсупову небом, он был вне себя. Его родная кровь – в доме врага! И тот смеет его скрывать за этим паршивым забором, поигрывая своими жалкими перстнями. Смеет дерзко смотреть ему в глаза, стоя рядом с тем, кто плоть от плоти Юсупов!

Князь воззвал к небу, призывая смести в сторону хлам, преграждающий ему путь к внуку.

Но небо не послушалось его.

Древний, непреложный закон гласил, что в каждый миг времени у стихии мог быть только один хозяин. Не произойдут два рассвета в одну секунду, не зародится волна внутри волны и не рассечет провалом бездну.

И это то, что делает Старшие семьи – Старшими, способными сломать даже тень надежды на сопротивление у тех ничтожеств, что смеют заигрывать с их стихией.

Там, где ярится гроза Юсуповых, нет места иному проявлению неба. Там, где бесчинствует тайфун Долгоруких, иным не породить и легкой ряби на волнах. Воля и старшинство крови определяют сродство со стихией, решают – кому править воздухом, водой, землей и огнем в этом месте, в это время.