Н. Джемисин - Пятое время года [litres]

Но ты до сих пор не знаешь, где Джиджа похоронил Нэссун, если он вообще удосужился похоронить ее. Пока ты не попрощалась с дочерью, тебе приходится оставаться матерью, которую она любила.

Потому ты решаешь не дожидаться прихода смерти.

Она идет за тобой – возможно, не прямо сейчас, но придет достаточно скоро. Пусть большое землетрясение миновало Тиримо, все знают, что оно должно было его накрыть. Сэссапины не лгут, или по крайней мере не с такой дребезжащей, изматывающей нервы, выворачивающей разум силой. Все, от новорожденных до впадающих в детство стариков, сэссили приближение этого землетрясения. А теперь, когда беженцы идут по дороге из менее удачливых городов и деревень – на юг, – люди Тиримо начнут ловить слухи. Они начнут ощущать серу на ветру. Они поднимут глаза и увидят все более странное небо и сочтут все эти перемены недобрым знаком. (Так оно и есть.) Возможно, городской глава Раск отправит, наконец, кого-нибудь посмотреть на Суме, ближайший город в соседней долине. У многих в Тиримо там семьи – два города обменивались товарами и людьми в течение поколений. Конечно, община прежде всего, но когда никто не голодает, родство и раса тоже имеют значение. Пока Раск может позволить себе быть великодушным. Возможно.

И как только разведчики вернутся и доложат о разрушениях, которые увидят в Суме – а выживших, как ты понимаешь, они не найдут, или их будет в лучшем случае горстка, – отрицать далее будет бессмысленно. Это вызовет лишь страх. А испуганные люди ищут козлов отпущения.

Потому ты заставляешь себя поесть, старательно не думая о других временах и других трапезах с Джиджей и детьми. (Неконтролируемые слезы лучше неконтролируемой рвоты, но эх, ты не можешь выбирать способа проявления своей скорби.) Затем, тихо выйдя через садовую дверь дома Лерны, ты возвращаешься в свой дом. Снаружи никого. Наверняка все у Раска, ждут новостей или распоряжений.

Дома, в одном из схронов, под ковриками хранится семейный путевой рюкзак. Ты сидишь на полу в комнате, где был насмерть забит Уке, и перебираешь содержимое рюкзака, доставая то, что не пригодится. Комплект поношенной удобной дорожной одежды Нэссун слишком мал – вы с Джиджей собирали этот рюкзак еще до рождения Уке, и все никак у вас не доходили руки перебрать его. Брусок сушеных фруктов покрылся пушистой плесенью, возможно, его еще можно есть, но ты не в настолько отчаянной ситуации (пока). В рюкзаке документы, подтверждающие вашу с Джиджей собственность на дом, и прочие бумаги, показывающие, что вы платите налоги квартенту, и оба зарегистрированы в общине Тиримо, и являетесь членами функционал-касты Стойкость. Ты оставляешь это – свое существование в финансовых и законодательных рамках за последние десять лет – несколько неопрятной стопкой вместе с заплесневелыми фруктами.

Пачка денег в резиновом кошельке – бумажных, сколько же тут бумаги – вскоре обесценятся, как только люди поймут, насколько плохи дела, но до того момента будут в ходу. А после этого хорошая растопка. Ты оставляешь обсидиановый свежевальный нож, который настоял сюда положить Джиджа и который ты вряд ли будешь использовать, – у тебя куда лучшее природное оружие. Можно оставить на обмен, или хотя бы будет визуальным предостережением. Ботинки Джиджи также можно обменять, они в хорошем состоянии. Он никогда больше не будет их носить, поскольку, как только ты его найдешь, тут ты с ним и покончишь.

Ты останавливаешься. Переливаешь эту мысль в форму, более подходящую той женщине, которой ты решила теперь стать. Лучше ты найдешь его и спросишь, почему он сделал то, что сделал. Как он это сделал. И спросишь его, что еще важнее, где твоя дочь.

Перепаковывая рюкзак, ты кладешь его в один из ящиков, которые Джиджа использовал для доставки. Никто ничего не заподозрит, когда увидит тебя с этим ящиком в городе, поскольку всего несколько дней назад все часто видели тебя с ним: ты помогала Джидже в его ремесле керамиста и резчика. В конце концов кто-то задумается: почему ты продолжаешь доставлять заказы, хотя мэр вот-вот объявит Зимний Закон? Но поначалу большинство людей не задумаются об этом, и только это имеет значение.

Уходя, ты проходишь мимо того места, где на полу много дней лежал Уке. Лерна забрал тело, но оставил одеяло – пятен крови не видно. Но ты все равно не смотришь в ту сторону.

Твой дом – один из немногих в этом уголке города, угнездившийся между южным концом стены и городской зеленью. Это ты выбрала этот дом, когда вы с Джиджей решили купить жилье, поскольку он стоял на отшибе, в узком переулке в тени деревьев. Переулок шел напрямую от зеленой зоны к центру города, который всегда нравился Джидже. Вы постоянно спорили об этом – ты не любила находиться среди людей дольше необходимого, а Джиджа любил компанию и был неусидчив, молчание его угнетало…

Волна абсолютного, дробящего, болью раскалывающего голову гнева накрывает тебя врасплох. Тебе приходится остановиться в дверях, схватиться за косяки и сделать несколько глубоких вдохов, чтобы не начать кричать или бить кого-нибудь (может, себя) этим проклятым обсидиановым ножом. Или, что еще хуже, вызвать падение температуры.

Хорошо. Ты не права. Тошнота не так уж и плоха как реакция на горе по сравнению с этим.

Но у тебя нет на это времени, нет сил , так что ты сосредотачиваешься на другом. На чем угодно. На дереве дверного косяка у тебя под рукой. На воздухе, который ты ощущаешь сейчас больше, чем пока была дома. Сернистый запах вроде не усилился, что хорошо. Ты сэссишь, что поблизости нигде не открываются провалы в земле, что означает, что это идет с севера, и рана там, огромный гноящийся разрыв от берега до берега, и ты знаешь это, хотя путники с имперского тракта приносят пока одни слухи. Ты надеешься, что концентрация серы не станет выше, поскольку в противном случае люди начнут задыхаться и страдать от рвоты, а когда пойдет дождь, речная рыба передохнет, а почва закиснет…

Да. Стало лучше. Мгновением позже ты хотя бы можешь отойти от дома, маска спокойствия снова надета прочно.

На улице мало людей. Раск, наверное, официально объявил карантин. Во время карантина городские ворота заперты – и ты понимаешь по тому, как возле одной из сторожевых башен ходят люди, что Раск предпринял предупредительный шаг, поставив там часовых. Такого не должно быть до объявления Зимы, в душе ты проклинаешь предусмотрительность Раска. Надеешься, что он не сделал еще чего-нибудь, что осложнит твое бегство.

Рынок закрыт, по крайней мере на время, так что никто не выгружает товары и не устанавливает цены. Комендантский час начинается с наступлением темноты, и весь бизнес, который не критичен для защиты или снабжения города, должен быть закрыт. Все знают, как должно быть в таких случаях. У всех есть свои поручения, но многое из этого можно делать дома: плести корзины для хранения, сушить и сохранять всю пищу в доме, которая может испортиться, перепрофилировать старую одежду и инструменты. Это имперски эффективно и предписано преданием – следовать правилам и процедурам не только практично, но и полезно, чтобы занять делом большие группы обеспокоенных людей. Просто на всякий случай.