Дмитрий Емец - Замороженный мир [litres]

Да и сама ограда ШНыра стала во многом условностью. Если прежде границы проходили по линии забора, то теперь забор стал украшением территории. Обновленный ШНыр захватил и ржавый, неизвестно кому принадлежащий гараж на взрытом холме у поля, и старую территорию кладбища пегов за речкой.

Старшие и средние шныры втихомолку осваивали новые возможности. Вроде бы хорошо, что ШНыр стал больше, но одновременно это стало серьезной проблемой. Раньше, чтобы потихоньку удрать в самоволку, требовалось спрыгнуть с забора в противоположную сторону, и все. А теперь, когда забор был уже на территории, правило перестало работать и приходилось зайчиком скакать по полю, собирая репьи и колючки. Некоторые ухитрялись прыгать так минут по пятнадцать, прежде чем нашаривали постоянно меняющуюся границу. Отмечать ее канавкой или чертой на земле было бесполезно.

– Кузепыч, может, нам как-нибудь заборчик переставить? – как-то предложила Кавалерия.

Кузепыч передернулся. Это он пытался выдумать язвительную шутку, но от злости не мог.

– Ну ясельный пень, переставим! Сейчас у нас, бабка ежика, полтора километра бетонных секций! А нужно два километра восемьсот! Километр триста метров бетонных секций докупим, на тележке сюда довезем, и я в то же утречко все лопаточкой вкопаю!

Кавалерия поначалу благосклонно кивала, наивно одобряя намерение завхоза перевезти полтора километра бетонных секций на садовой тележке, но вскоре красное лицо Кузепыча и его сжимавшиеся и разжимавшиеся пальцы-клешни подсказали ей, что не так все просто.

– А, понимаю!.. У нас, наверное, опять денег нет? – спохватилась она.

– Почему денег нет? Полно денег! Все забирайте! – отвечал разгорячившийся Кузепыч и принялся выгребать из карманов мелочь и немногочисленные скомканные бумажки.

На звон монеток из кухни, грозно подбоченившись, выглянула Суповна, и завхоз трусливо удрал, преследуемый воплями, что «он тут деньгами сорит, а дети холодными слезами плачут и просят два мешка лука!».

Рина вспомнила, что Суповна обещала ей еду для Гавра. Она заскочила в столовую и взяла у Суповны жилы, пленки, кости и прочие мясные отходы.

– И кашу возьми! В пакет переложи и чудище своей дай! – крикнула ей вдогон Суповна.

– А что с кашей? Подгорела? – удивилась Рина, что Суповна так расщедрилась.

– У меня каши не подгорают! Гоша ваш недоубитый кусок мыла туда столкнул! Вот уж кого я когда-нибудь точно доубью! – крикнула Суповна в глубь кухни.

В ответ что-то обреченно забрякало кастрюльками.

– И это вот тоже возьми! – Суповна достала откуда-то огромную говяжью кость и швырнула ее в кашу с такой энергией, что к потолку подлетел фонтанчик брызг.

– Спасибо, – сказала Рина, вытирая кашу с носа.

– Да не за что! – просияла Суповна. – Как чудища твоя – выросла на шныровских-то харчах?

Гавр действительно рос не по дням, а по часам. На груди его бугрились мышцы, на клыки было страшно смотреть, а когда, собираясь взлететь, он делал первый резкий взмах крыльями, – сносило с ног. Если раньше Гавр как гиеленыш-подросток боялся взрослых гиел и сразу прятался, увидев их в небе, то теперь начинал задираться и призывно выть так, что Рина боялась за него. Ведь награду, объявленную Гаем за смерть выросшего у шныров гиеленка, никто еще не отменял.

Каши было много. Крепкий пакет из супермаркета едва ее вместил. Рина попыталась перекинуть пакет через плечо как мешок, но пакет подтекал. Тогда Рина потащила его перед собой на вытянутых руках. Это оказалось еще хуже. Колени через пакет проваливались в кашу. Когда же, устав, Рина поволокла пакет по земле, на траве оставался кашный след. Она оглянулась. Петляя шла вдоль тропинки и изредка прерываясь, след уходил вдаль, к ШНыру.

«Холмса бы сюда!» – подумала Рина, по привычке разбивая свою мысль на несколько отдельных ролей. – «Холмс! Как вы догадались, что здесь проходила Рина?» – «Элементарно, Ватсон! По следу каши!» – «А куда она направлялась?» – «Элементарно, Ватсон! Кого еще можно кормить кашей? Только крупного и опасного хищника!»

Добравшись до сарайчика, Рина издали услышала звуки, какие издают две резвящиеся крупные собаки. Кто-то на кого-то наскакивал, хрюкал, повизгивал. Потом на время все затихало – и опять звуки наскоков, грызни и короткого взлая.

Рина осторожно выглянула из-за стены сарайчика. Гавр, смешно развесив уши, кувыркался по траве. Вокруг него прыгала тощая песочная гиела с белым пятном на морде. Наскакивала, прикусывала в шутку зубами. Гавр срывался с места и, толкая ее широкой грудью, заваливал гиелу на спину. Та послушно задирала кверху лапы, раскидывая по траве кожистые крылья. Гавр отпускал ее, и гиела опять начинала носиться и наскакивать.

Рину первой заметила именно песочная гиела. Зарычала и угрожающе припала к земле. Вся игривость у нее как-то сразу улетучилась. Рина ощутила, что если сделает хотя бы шаг, гиела вцепится ей в горло.

– Гавр! – крикнула Рина.

Гавр подскочил к ней и стал ласкаться. Прыгал вокруг, ставил на плечи лапы, обдавая ее дыханием, которым способны восхищаться только собачники. Рина уклонялась, мешая Гавру лизать ее в лицо. Она знала о любви, которую гиелы испытывают к дохлым кошкам.

Песочная гиела оставалась на прежнем месте. Она не нападала на Рину, но и не приближалась. Шерсть на ее загривке стояла дыбом, уши были прижаты. Гавр подскакивал то к песочной гиеле, то к Рине и, казалось, искренне не понимал, почему Рина и его новая знакомая не играют вместе. Ведь это было бы так весело, если бы они втроем сшибали друг друга и кувырком катились с горы в грязь!

Внезапно песочная гиела вскинула морду, принюхалась и бросилась обегать сарайчик с противоположной стороны, чтобы не приближаться к Рине. А еще через несколько секунд Рина обнаружила ее возле своего брошенного пакета с кашей. Вид у песочной гиелы был решительный. Поджав уши и хвост, она жадно заглатывала кашу, в первую очередь выхватив из нее кусочки мяса и жил. «Я первая ее нашла! Теперь она моя!» – говорила она всем своим видом и угрожающе скалилась, демонстрируя Рине белые клыки.

У Рины хватило ума не подходить. Едва ли стоило объяснять гиеле, откуда эта каша вообще здесь взялась. Пусть Гавр разбирается со своей приятельницей сам. Гавр кинулся было разбираться, но челюсти песочной гиелы предупреждающе щелкнули у его носа, и он, отступив, улегся на землю шагах в пяти. Это было минимальное расстояние, на которое его подпускали к каше. При этом Гавру еще приходилось отворачиваться, притворяясь, что каша его совершенно не интересует. Ему даже смотреть на нее не разрешали. Видимо, песочной гиеле его взгляд портил аппетит, а заодно и характер.

По мере того как пакет с кашей пустел, бока у тощей гиелы раздувались. Каша словно перекладывалась из одного мешка в другой. Наконец сытая гиела отошла, подпустив к еде Гавра. И, разумеется, в каше не было уже ни малейшего намека на мясо. Доев кашу, Гавр вернулся к Рине и, почесываясь задней лапой, уселся у ее ног. Вид у него был растерянный. Он точно спрашивал: «Да что же это такое, а?! Ты это безобразие видела?!»