Дмитрий Емец - Замороженный мир [litres]

– А чем ты прикончил личинку? – спросил Макар.

Родион поднял свой мешочек. Тот, нахлебавшись воды, промок и отяжелел. Родион слегка отжал его и, недовольно покачав головой, сунул в карман.

– «Ядерная бомба». Песок с прииска, пара камешков из разных мест Первой гряды и один корень летающего куста из Межгрядья. Думаю, он тут главное рабочее вещество, как говорят медики.

Макар с подозрением посматривал на девушку. Его удивляло, что Родион и Штопочка не боятся поворачиваться к ней спиной и лишь заботливо придерживают, чтобы она не сползла в воду. Макар так быстро изменить свое отношение не мог. До него только сейчас начинало доходить, что его жизнь висела на волоске и что монета, ударившая его в куртку, утащила бы его на тот свет, не отскочи она перед этим от стены. Скрывая запоздалый страх, Макар встряхнул девушку за плечо.

– Кто тебя в засаду посадил? Сообщников сдавать будем?! – рявкнул он.

Девушка подняла голову и слепо зашарила глазами.

– Мама… – произнесла она, всхлипывая. – Мама!

Она произнесла это совсем тихо, но Макар ощутил, что еще мгновение – и начнется истерика.

– А ну отпустил ее, пока я тебе пальцы не переломала! – набросилась на Макара Штопочка. – Не видишь, человеку плохо? Она вообще не понимает, как под землей оказалась.

– Как не понимает?

– Так! Личинки умеют мозги задуривать. Ты прям как Макс. Он как в ШНыр от вендов попал, поначалу никак не мог успокоиться. Поймает ведьмарика – и начинает тягомотину: «Какие це-це-цели и за-за-за-за-задачи вашего д-д-д-движения?» Ну просто училище полиции, курс первый.

Девушка опять начала сползать. Штопочка присела рядом на корточки. Потрогала ее шею, холодные руки, покачала головой.

– Совсем окоченела… Надо наверх ее тащить! – сострадательно сказала она. – Значит, так: Макар поднимает ее наверх и сдает с рук на руки Лехуру… Телефон Лехура у тебя есть? Сверху наберешь.

Макар замотал головой:

– Я не найду дорогу! Я не запомнил.

– Что ты за шныр, если дороги не помнишь?! Ну ладно, с тобой пойдет Юля! Вдвоем потащите!

Юля попыталась отвертеться. Ей хотелось своими руками метнуть в хранилище атакующую закладку и посмотреть, как разлетаются во все стороны разорванные взрывом эльбы.

– Посмотри на нее. Если мы сейчас уйдем, она здесь и останется! – Укоряя Юлю, Штопочка направила на девушку фонарь. – Сестру свою вспомни!

Аргумент подействовал. Юля сунула Штопочке свою карту и, присев, перекинула руку девушки-инкубатора себе через плечо.

– Тяни давай! Не сачкуй! – прикрикнула она на Макара, и вместе они потащили девушку по воде. Девушка переступала вяло, временами обвисая и начиная судорожно икать.

Когда вода перестала плескать, Штопочка повернулась к Родиону. Она давно уже с беспокойством оглядывалась на него, желая что-то сказать, но ждала, пока уйдут Макар и Юля.

– Закладку проверь! У тебя карман светится. Пока девчонка тебя швыряла, ты с закладкой был!

Левой рукой придерживая Родиона за запястье, двумя пальцами правой Штопочка потянула у него из кармана молочный пакет. Родион послушно стоял. Мерцание закладки и отраженный от стен свет фонаря переплетались. Перед собой Родион видел лицо Штопочки. Крупные поры на крыльях носа, маленький шрам на лбу и рядом мазок грязи – запачканной рукой откидывала волосы.

– Тебе не страшно? – испытывая ее, спросил Родион. – Если рванет, от нас и пыли не останется.

Штопочка покачала головой. Молочный пакет выходил из кармана короткими толчками. После каждого Штопочка замирала, позволяя сердитому сиянию успокоиться. Родион попытался заглянуть в пакет. Штопочка по-собачьи клацнула зубами, отгоняя его, и заглянула сама. Трещина в раковине стала глубже. Алое сияние, вытекавшее из виноградины, окутывало раковину целиком, но слабый синий ободок еще оставался, не подпуская сияние к аммониту.

– Пока держится. Но скоро рванет. Кажется, из бомбы мы сделали мину. – Не возвращая пакет Родиону, Штопочка пошла по тоннелю, бережно покачивая в руках пакет с закладкой.

– Спи, моя радость, усни! – баюкала она закладку.

Родион забрал у нее сумку и шнеппер. Ему было ясно, что если трещина продолжит расползаться, до эльбника им не добраться. Временами они останавливались и, сталкиваясь лбами, утыкались в Юлину карту. Большинство значков Юля придумала явно для себя, чаще же прочих попадался непонятный символ, похожий на букву «А».

– Это что за «А»? – спросила Штопочка.

– Великий шныровский авось, – предположил Родион.

Неожиданно в луче фонаря отразилось что-то белое. Родион присел.

– Что-то древнее? – спросила Штопочка.

Родион вытащил из лужи плавающую бумажку:

– Древнее не бывает. Кто-то из первошныров вчера ехал на электричке до Савеловского вокзала.

– Опять инкубаторы? Хотела бы я знать, зачем они тащатся в Подземье. Мерзнут здесь, умирают, – сказала Штопочка. – Может, Белдо их сюда насильно загоняет эльбник защищать?

– Это вряд ли. Видела ту девчонку? Полураздетую, с мелочью в карманах? Нет, она сама не знала, что здесь делала.

Молочный пакет то выбрасывал слепящее сияние, то почти погасал.

– Кажется, скоро рванет. Может, оставим его здесь? – предложил Родион.

Штопочка дернула головой, упрямо повернулась и зашагала, то приостанавливаясь, то ускоряясь. Пакет она несла осторожно, как несут свечу, которую может задуть ветер. Родион двинулся за ней, глядя на ее слабо освещенную отраженным светом фонаря спину.

– Слушай! – окликнул Родион.

– Чего? – не оглядываясь, отозвалась Штопочка.

– Почему ты не выключила фонарь? Ну тогда, когда монеты в нас полетели. Она же убить тебя могла! Такая мишень!

– На себя ее отвлекала. Не хотела, чтобы тебя прикончили, – спокойно объяснила Штопочка. – Еще вопросы есть?

– Да, – после паузы сказал Родион. – Есть один. Помнишь, года полтора назад ты треснулась головой, когда выходила из пегасни?

Штопочка перестала заглядывать в пакет с закладкой.

– Было дело. Череп у меня теперь с бугорком. Никогда не замечал? Треснешься как следует – и череп в том месте толще становится. А чего ты вдруг об этом вспомнил? – Голос Штопочки стал пытливым.

– Да так, – пожал плечами Родион. – Ты даже не охнула. Остановилась, потрогала голову и пошла дальше. И никто не понял, что это было дико больно. Только я понял, потому что сам там же треснулся.

Штопочка усмехнулась. Зубы у нее были крупные, чуть неровные.

– Да? Ну буду знать, чем тебе понравиться. Только можно не каждый день, а то голова у меня одна?

Шагов через сто тоннель слился еще с одним тоннелем. Штопочка и Родион остановились и, выключив фонарь, прислушались. Неподалеку послышался кашель, и две темные фигуры – одна грузная, другая длинная и ломкая – проследовали куда-то мимо них. Одна из фигур держала в руках тусклый фонарик.