Джеймс Айлингтон - Тень ушедшего

Он вздохнул.

– Словом, да, за то, как они вели себя перед Невидимой войной, их можно винить. Бесспорно. Но ненавижу ли я их? Нет. Понимаю, почему их могут ненавидеть другие, но я – нет.

Давьян, заслушавшись, кивнул.

– А как ты думаешь, что случилось с их провидением?

На эту тему старшие тоже держали языки за зубами.

Илсет вздернул бровь.

– А где искать изумруд Сандина, тебе не сказать? Или назвать имена пяти Изменников Керета? Или рассказать, кто были зодчие и как создавали свои чудеса, и заодно уж объяснить, куда они скрылись? – рассмеялся он. – Это же величайшая тайна поколения. Я не знаю, и никто не знает. Теорий множество, но стоящих доказательств никто не нашел. Они просто… Перестали видеть вещи как есть. – Илсет вздохнул. – Знаешь, я ведь был тогда во дворце – в ту ночь, когда Вардин Шал со своими сторонниками нанес удар. Когда погибли авгуры.

Давьян круглыми глазами смотрел на него.

– Как это было? – не удержался он.

– Хаос, – мрачно отозвался Илсет, как видно, не возражавший против расспросов. – Люди бегают, орут. Одаренные, не зная о ловушках, не подозревая, что их суть можно подавить, гибнут на месте. Ничего похожего на славную битву, как бы ни хотелось того охранителям. – Он покачал головой. – Я в ту ночь допоздна засиделся за книгами, тем и спасся. Всем одаренным, кто спал в своих постелях, перерезали глотки. Даже детям.

Давьян побледнел. Таких подробностей он прежде не слышал.

– Ужасно!

Илсет покачал головой.

– Это было горько и жалко. А вот войти в зал собраний и увидеть мертвыми всех андаррских авгуров – это был ужас. – Он передернулся, вспоминая. – Твоему поколению трудно понять, но они были для нас не просто вождями. Их уход обозначил конец образа жизни.

Илсет замолк, уйдя в воспоминания.

Давьяна жгли новые вопросы: те старшие, кого он знал, не откровенничали о Невидимой войне, а об авгурах тем более, но мальчик прикусил язык. Он за несколько минут узнал больше, чем за год тайных изысканий, и опасался, не заподозрит ли его Илсет, если он станет слишком наседать. Впрочем, чужие старшие редко проводили в школе меньше недели. Будет еще время для осторожных расспросов.

Они шли дальше. Илсет выглядел задумчивым, и Давьян, которого разговор отвлек от происшествия в Каладеле и успокоил, тоже помалкивал.

Немного погодя Илсет словно встрепенулся.

– Кстати, о переменах, – сказал он с немного натужной веселостью. – Ты к завтрашнему дню готов?

– К завтрашнему? – нахмурился Давьян.

– К испытанию. – Илсет поднял бровь.

Давьян выдавил нервный смешок.

– Испытание только через три недели, на праздник Воронов.

Илсет поморщился и ответил не сразу.

– А, тебе еще не сказали? – он сочувственно тронул мальчика за плечо. – Извини, парень, но по разным причинам нам в этом году пришлось перенести испытание. Потому-то я и здесь: Тол Атьян прислал надзирать за происходящим. – Увидев лицо Давьяна, старший прикусил губу. – Право, мне жаль, Давьян. Я думал, тебе уже известно.

Мальчик чувствовал, как отливает кровь от щек, да и колени готовы были подогнуться.

– Завтра? – как во сне переспросил он.

Илсет кивнул.

– С рассветом.

У Давьяна так кружилась голова, что ответить он не сумел. К воротам школы мальчик подошел на негнущихся ногах, так до конца и не поверив.

Давьян, распрягая Джени, так и не обрел дара речи. Илсет уже удалился в сторону комнат, где жили старшие: пробормотал, что должен найти своих спутников. Давьян разобрался с упряжью и потащился к кабинету Талена. Голова у него плыла, шрам дергало, как всегда при перенапряжении. Исчезла кроха надежды, за которую он цеплялся последние месяцы. Ничего не осталось.

Блюститель встал навстречу мальчику и поморщился, взглянув ему в лицо.

– Ты уже слышал.

Давьян кивнул, чувствуя тяжесть в груди.

– Встретил в Каладеле одного из старших.

Он описал происшествие.

Тален покачал головой с неподдельным огорчением.

– Мне жаль, Давьян, – он скривился, злясь на самого себя. – И стыдно. Даю слово, завтра я первым делом побеседую с Надзором Каладеля.

Давьян склонил голову. Он понимал, что блюстителя, отказавшего ему в помощи в городке, не найдут, но жест оценил.

– Спасибо.

Тален немного помолчал, потом тронул окову на руке мальчика.

– Я думал о тебе. Рад буду представлять твою сторону, если захочешь, – вдруг заговорил он, пока холодный металл втягивался из-под кожи Давьяна в концы обруча. Сняв окову и вернув ее в ящик, блюститель продолжил: – Для большинства учеников несколько недель ничего не меняют, но для тебя могут значить много. Почему бы тем одаренным не взять тебя с собой в Тол Атьян, где ты прошел бы испытание в положенный срок.

Давьян почувствовал себя утопающим, которому подвернулся под руку толстый сук.

– Ты думаешь, они согласятся?

– Не знаю, – честно ответил Тален. – С этими одаренными я незнаком. И заставить их во имя четвертой догмы тоже не смогу, – помедлив, добавил он. – Надеюсь, ты понимаешь.

Давьян кивнул: эта мысль уже пришла ему в голову, но Тален был прав.

– Понимаю, ты не можешь вмешиваться в дела школы, – сказал он. – Но если ты просто попросишь за меня, я буду у тебя в долгу.

Тален был не похож на блюстителей Каладеля и других мест, если рассказы о них не лгали. Он верил, что договор должен защищать одаренных так же, как защищал от них остальных людей. Он сделает все возможное, чтобы помочь.

Тален слабо улыбнулся и хлопнул мальчика по плечу.

– Просто запомни, что не все блюстители мерзавцы, и считай долг оплаченным.

Давьян кивнул, не сумев улыбнуться в ответ.

– Когда ты сможешь с ними поговорить?

Тален глянул в окно. Проследив его взгляд, мальчик увидел троих в красных плащах и узнал среди них Ил-сета. Старшие шли через двор к жилым помещениям.

– Лучше сейчас, чем потом, – ответил Тален, накидывая на плечи голубой плащ. – Я найду тебя, как только получу ответ.

Давьян сглотнул, с тревогой провожая взглядом спешащего вслед гостям блюстителя.

Возвращаясь к себе, он старался не встречаться взглядами с другими учениками. Слух о завтрашнем испытании уже разошелся, а что это значит для Давьяна, знали все; в школе жило меньше сотни человек, так что его неспособность использовать дар ни для кого не была тайной.

Кое-кто все же останавливался, чтобы пожелать приятелю удачи на завтра, а глазами жалостливо попрощаться. Такие разговоры не затягивались: доброжелатели неловко подбирали слова и быстро сбегали. Другие при виде Давьяна отводили глаза, словно боялись, заговорив, разделить его судьбу.

Мальчик думал, что в своей комнате ему станет легче, но одного взгляда на лица Вирра и Аши – друзья ждали его у дверей – хватило, чтобы понять, как он ошибался. У Аши покраснели глаза, а Вирра Давьян никогда не видел таким понурым. Открыв дверь и впустив друзей, мальчик рухнул на кровать, лишившись последних сил.