Оксана Букия - Серебряный. Отголоски Судьбы [СИ]

Однако уже тогда, когда Дим открыл глаза и обвел взглядом окружающее его пространство, он не был рад, что его вернули к жизни, потому что он больше не ощущал мир таким каким он чувствовал его в подземных пещерах. Это был страшнейший удар, и ему казалось, что он умирает, медленно, день за днем, как самое главное чудо — ожидая возвращения той силы. Уже тогда он понял, что жизнь без дара ему не нужна.

Только по прошествии нескольких, невыносимо долгих аров, он вновь увидел энергию, которой был наполнен воздух, пропитана земля, которая плескалась в морских волнах и горела в живом пламени. Однако радовался он недолго, так как все исчезло опять. Потом вновь появилось спустя миноры. Потом дар то приходил, то рассеивался как утренний туман. Он не мог понять, что с ним происходит, не мог контролировать это, не мог управлять, он даже не знал, когда это вернется, а когда вновь исчезнет.

Так же Дима сильно беспокоила его аура. Дом Иланди — защитники трона, его воители и опора, им были подвластны две стихии Огонь и Земля. Аура всех принадлежащих к их роду была темно серая, а на его коже плясали искры серебра. Он стал пропадать в библиотеках и прочитал невероятное количество книг, чтобы понять, что с ним происходит, но так и не нашел ответа. Пытался развивать свой дар, но был слишком юн, не хватило ни умений, ни знаний.

В тот день, когда его величество представил главам Великих Домов своего главного советника, и Совет Пяти как взбешенная кошка, которую погладили против шерсти, шипел и выплевывал гневные протесты, Лауренте Иланди наконец решил поговорить со своим сыном.

Не прошло и тридцати аров!

— Ты не понимаешь, какую ношу ты взваливаешь на себя! — негодовал глава рода, — она тебе не по плечам!

До двенадцати аров у Дима с отцом были замечательные отношения. Нет, даже не так. Он был любимцем у отца, несмотря на то, что в семье рос старший сын, наследник рода, с проявившимся к его семнадцати арам, сильным даром. Отец брал его с собой, неважно был ли это объезд владений или поездка на другой край империи, летал с ним на ярхе, много общался. После того случая в подземелье, отец отдалился, ушел, закрыв дверь, оставив его один на один со своими страданиями и борьбой с неподдающимся даром.

Главе Великого рода не нужен был сын неумеха, потерявший свой дар, даже не начав им пользоваться. Род Иланди — это сила.

— Я никогда не говорил тебе, Димостэнис, — Лауренте Иланди зло выдохнул, — берег твое самолюбие, но тебе никогда не быть великим одаренным. Вся твоя необычная аура, твой неподдающийся дар — следствие той травмы, которую ты получил в подземельях поместья. Твой хьярт поврежден. Он неполноценен и чем сильнее ты будешь пытаться изменить это, тем скорее ты потеряешь даже то, что имеешь сейчас. Я не зря пытался оставить тебя в имении. Это твое место. То с чем ты хорошо справлялся. И еще не поздно вернуться.

Прошло почти три ара с того разговора, но Дим хорошо помнил воздух, вдруг ставший вязким и тягучим, так что его никак не получалось протолкнуть в легкие, онемевший пальцы в сжатых до боли кулаках и искры, которые вспыхнули на коже неровными клочьями, словно в насмешку над ним, подтверждая слова отца.

— Спасибо, сэй, что наконец сказали, — он привычно вздернул подбородок, — я учту.

… все сильнее рвется в мир… кто может видеть — видит…

Дим прикусил губу. Отец признал, что пытался оставить его в имении. Почему сэй Дайонте, да и другие, до сих пор так переживают, что он прибыл в столицу? Чего боятся и всегда боялись советники? В том, что он отодвинет их от императора? Потери своей власти?

Ему всю жизнь внушали, что его неуправляемый дар — последствие травмы, что он неполноценен также, как и его хьярт. Все прошедшие ары он жил с этим и даже научился смиряться. В конце концов, пусть его хьярт и преподносил ему неприятные сюрпризы в виде периодической потери способностей, он владел всеми четырьмя стихиями. Второй шакт в империи, кто был способен на такое. К тому же благодаря хорошему знанию теории, сотням книг, осевшим в его голове и абсолютному владению своим телом, слабым его вряд ли кто осмелится назвать.

Димостэнис погасил огневики и вышел на улицу. Ночной воздух был пропитан влагой и холодом, но сейчас это казалось благом. После душных сэтов, проведенных в четырех стенах хотелось вдохнуть эту промокшую насквозь прохладу, остудить пылающую голову, хоть ненадолго заглушив стучавшие в ней вопросы.

Серебряный.

Он сплел небольшой серебристый шарик, легко подбросив его на ладони.

Может и в самом деле уже пора взглянуть правде в глаза? Он подкинул плетение, как можно выше и оно растворилось в сумраке ночи.

Правда! Ау! Покажись, дай посмотреть на тебя.

Ярх опустился до уровня головы наездника, приветственно урча.

— Полетаем, старина?

Хорун был летуном Иланди — старшего. Дим частенько понимался ввысь вместе с отцом на ярхе на его сильной спине, слушал шуршание крыльев, пытаясь понять тихое урчание. Когда пришла пора выбирать своего собственного летуна, он попросил у отца отдать ему Хоруна и не ошибся. Ярх, не смотря на свой уже довольно зрелый возраст, ни разу не подвел его, даже в самые трудные их времена, когда он сам был слишком молод и неопытен, и когда будущее было более чем неопределенно.

Им никогда не нужны была узда и шпоры, ярх всегда чувствовал своего наездника. Дим не раз спал, уютно устроившись в седельном углублении, или просто расслабленно лежал, наслаждаясь мерным шуршанием крыльев и довольным урчанием Хоруна, когда тот парил в воздухе. Иногда Димостэнису казалось, что ярх даже понимает, что именно он говорит, по крайней мере, всегда выполнял любые просьбы, приказы, пожелания.

Летун приблизился к замку, сделал круг вокруг одной из башен, завис в воздухе, расправив крылья. Дим аккуратно перемахнул через перила балкона, костяшками пальцев тихонько постучал по стеклу. Несколько мгновений ничего не происходило, он уже было поднял руку, чтобы повторить свое действие, как дверь приоткрылась и показалась заспанное личико девушки в ореоле спутанных длинных волос.

— Доброй ночи, малышка, — как всегда он не смог сдержать улыбки. — Ты меня впустишь?

Хозяйка башни кивнула, приглашая гостя. Едва успев закрыть за собой дверь, Димостэнис попал в налетевший на него вихрь. Элени повисла на шее, заключила в объятия, прижилась лицом к его куртке, чтобы заглушить голос.

— О, Боги! Как же я по тебе соскучилась!

— А я по тебе, — Димостэнис поцеловал девушку в темно-русую макушку.

— Врешь ты все! Ты совсем забыл меня.

— Это не я виноват. Это все служба.

Элени вздохнула и чуть отодвинулась от него, осматривая.

— Плохо выглядишь, — вынесла она свой вердикт.