Оксана Букия - Серебряный. Отголоски Судьбы [СИ]

— Это не всего лишь предположения. Это куски одного единого целого. Просто пока я не могу их собрать и предоставить полную картину. Однако, ваше величество, я опасаюсь, что, когда это произойдет, будет уже поздно.

— Я просил тебя избавить меня от них! — Аурино не хотел слышать. Бессильная ярость, в которой он пребывал, не позволяла ему думать ни о чем, кроме унижения, которое ему пришлось пережить, — в последнее время ты наоборот только и делаешь, что даешь им повод тыкать меня своим вездесущим всесилием!

Дим задохнулся от возмущения.

— Если ваше величество недовольны моей службой, я подам в отставку, как только вы скажите, — отчеканил он, не опускаясь до оправданий.

Бешенство императора взметнулось, высвобождая энергетические потоки. Плетение остановилось прямо перед носом главного советника, сверкающее, переливающееся гранями всех стихий. Настолько разрушительное в своей сияющей мощи, что Димостэнис даже не сделал попытки закрыться от него. К тому же его аура, вновь принявшая свой обычный рваный вид, вряд ли справилась с таким выплеском силы.

Правитель Астрэйелля прикрыл глаза, и его поза стала чуть более напряженной. Нити плетения стали истончаться, освобождая друг друга, исчезли, растворились в воздухе, вспыхнув ярким пламенем в огневиках, развешенных по стенам.

Аурино медленно прошелся вдоль стола и остановился у карты.

— На севере все так серьезно? Наместник и в правду лишь формально признает власть императора? Если каждая квота вдруг захочет отделиться, то я и вовсе останусь без империи.

Димостэнис тоже сделал вид, что не заметил, как его едва не растерли между энергетическими потоками, и встал рядом со своим правителем.

— Если быть откровенным, — он чуть усмехнулся, — я, конечно, сгустил краски, чтобы оказать как можно больше влияния на советников. Жители севера слишком инфантильны, чтобы самим что-то менять. Им нужен хороший поводырь, за которым они могли бы пойти.

— Ты считаешь, что Мюрджен может таковым стать?

Дим уверенно кивнул.

— Думаешь, у них хватит на эти силы?

— К сожалению, о долине у нас все также предельно мало знаний. Однако я знаю точно две вещи: они отнюдь не слабы и готовят нам что-то очень каверзное. Советники же так увлеклись нашими внутренними противоборствами, что не желают понимать на дне какой пропасти мы можем оказаться.

Аурино задумчиво обвел на карте пальцем небольшой участок суши, застывший в бесконечных водах морей, зажатый меж скал и называющий себя отдельным княжеством.

— Или понимают, — на его губах появилась жесткая складка, — и даже ждут, чтобы сложилась такая ситуация. На севере начнется бойня. Пограничные войска не справятся, и война распространится дальше. Я окажусь неспособным правителем, в очередной раз расписавшимся в своей слабости, а они в который раз устранят возникшую проблему.

Димостэнис молчал. Что тут скажешь? При таком раскладе, отчего самим советникам не организовать «маленький бунт» на севере, чтобы доказать свою нужность для государства?

— Знаешь, — медленно произнес правитель Астрэйелля, — я считаю Стеллара скорее слабым на голову, чем мудрым. Если у него не получалось править в одиночку и империя была тяжелым грузом, отчего ему было не ввести Совет, как временную меру? Пока его сын не вступил бы в свою силу и права наследования. Как он мог так обойтись со всеми своими потомками? Почему он не дал даже шанса всем остальным наследникам династии проявить свою истинную сущность?

Император сделал несколько шагов по зале.

— Я дам тебе два полных отряда из своих «летунов» и по две сотни гвардейцев — пеших и конных. Больше не могу. Да и благородные сэи начнут опять выступать против.

Император остановился напротив своего главного советника.

— Спасибо, — преклонил голову Димостэнис, — гвардейцы усилят границы на севере, хотя вряд ли смогут надолго задержать неприятеля, если все же Мюрджен дерзнет напасть на нас. А вот девяносто хорошо обученных сильных шактов на боевых ярхах — отличная поддержка для контроля ситуации с воздуха. Они наш основной козырь. К тому же хорошие гонцы для своевременной передачи новостей.

— Что могу, — выдавил из себя бледную улыбку правитель Астрэйелля.

Иланди еще раз склонил голову, для пущей верности приложив руку к хьярту. Аурино скривил губы.

— Пять аров назад, когда я просил тебя о помощи, я сказал, что ты единственный кому я могу доверять, — император подождал, пока Дим поднимет на него глаза, — ничего не изменилось.

Димостэнис не стал еще раз преклонять голову, решив, что для дерганного и взвинченного в последнее время Аурино это будет явным перебором.

— Я могу быть свободен?

— Можешь, — император вдруг лукаво улыбнулся, — но, если останешься, я покажу тебе, как плетется ошейник бессилия.

Димостэнис прикусил губу. Друг детства хорошо знал его слабости, и на что его можно было подцепить. Падкий на неизвестные, а тем более такой силы и значения плетения, он решил не игнорировать столь неприкрытые попытки примирения.

Главный советник покинул дворец уже под самый вечер. В горле беспрестанно першило, голова раскалывалась, кончики пальцев подрагивали от силы, которую ему пришлось пропустить сквозь себя за последние сэты. Естественно, на ком же еще Аурино собирался учить его плести ошейник бессилия, как ни на нем самом. Как надо соединять потоки, если хьярт противника работает на полную силу, а как, когда тот совсем вымотан. Как обессилить шакта во время боевой формулы, а как не убить, если тот полностью открыт перед тобой. Как уменьшить возможные последствия и как можно снять, надетый на тебя ошейник.

Дим растер ноющие виски, с усилием повел шеей из стороны в сторону. Настроение парило в заоблачных далях. Не каждый день его величество бывает так щедр, а его щедрость настолько неуемной.

Свежий, еще совсем прохладный воздух чуть остудил пылающее лицо. Димостэнис послал тонкий едва заметный серебристый росчерк в темно-серное ночное небо.

Сотни аров назад ярхи были основным способом передвижения для шакта. В те далекие времена одаренный без собственного летуна вызывал у своего круга чувство глубокого удивления и даже презрения. Города были сплошными летными площадками. Дома постоянно повреждались большими телами животных, которым было все равно где приземляться, ломались деревья от взмахов могучих крыльев, выкорчевывались камни от любых резких приземлений или взлетов.

Тогдашнему императору надоел хаос и разруха и то что наездников не останавливали даже огромные штрафы за все разрушения, которые несли их летуны и он запретил полеты на ярхах в столице и во всех крупных городах. Позже этот запрет распространился и на более мелкие селения и дошел вплоть до маленьких деревушек.