Джосайя Бэнкрофт - Восхождение Сенлина [litres]

– Вот это появление, Том. В порту тебя чуть не придушили, бедных шлюх в фургоне ты запугал до смерти, кинулся под колеса машины, а потом обдолбался в Доме крошки. Браво! Я впечатлен. – Голл похлопал ладонями по коленям. – Моя любимая часть – когда ты сказал Ирен, что любишь ее. – Он не то засмеялся, не то залаял в лицо огромной женщине, которая в ответ на шутку лишь неторопливо моргнула. – Между нами говоря, не думаю, что она из тех, кому надо замуж. – Он снова рассмеялся. – Бьюсь об заклад, ты научился этим трюкам не из своего «Путеводителя!»

Сенлин сдержал желание съежиться, невзирая на внезапное ощущение, что его унизили. Он отвернулся, нахмурившись, пожал плечами и сказал:

– Я не собираюсь защищать эту чушь. Просто невероятно, что «Путеводитель» может быть настолько ошибочным, но при этом выдержать четырнадцать изданий.

– Ничего удивительного, если знать, что большинство работавших над ним писателей башню в глаза не видели.

– Да ладно, – насмешливо сказал Сенлин.

– Но это многое объясняет, не так ли? – весело ответил Голл. – Дай-ка я расскажу тебе самый полезный факт, которого нет ни в одной книжонке: башня – это смоляная яма. Стоит коснуться ее хоть пальцем, и ты увяз навсегда. Никто отсюда не уходит. Никто не возвращается домой.

– Еще как возвращается, – возразил Сенлин, подавив печальное фырканье. Ему все труднее было изображать компанейский настрой. Да кто такой этот Голл, чтобы вот так его запугивать и относиться свысока? – Я не думал, что вы верите в заговоры, мистер Голл.

Сенлин собрался с мыслями. Он попытался привести в порядок манжеты, но те испачкались в смазке во время недавнего бегства. Карлик с удовольствием наблюдал, как он прихорашивается.

– Люди уезжают домой, – настойчиво повторил Сенлин. – Мы с женой уедем домой.

– Ага! – Финн Голл ткнул пальцем в амазонку, Ирен, и сказал: – Я же говорил, что с первого взгляда понял: он мне нравится, и он подходит для этой работы. Он такой серьезный. – Ирен хмыкнула, и Голл наставил короткий палец на Сенлина. – Собеседование получилось длинное, Том, и тебе пришлось пробираться сюда через канализацию башни. Я не мог знать, выживешь ли ты в Салоне. То, что ты выбрался из Купален, а не превратился в хода, – маленькое чудо. Но я надеялся, что у тебя получится.

– Не понимаю, о чем вы говорите. Я сюда пришел по собственной воле и не ради какой-то там работы.

– Да-да. Еще бы. – Голл закатил глаза. – Не веди себя так, словно я тебе делаю непристойное предложение. Мы ведем переговоры, Том; бизнес есть бизнес. В моем порту вот уже шесть месяцев нет капитана, с того самого дня, как последний… внезапно ушел в отставку; и я не могу разыскать ни одну живую душу, которая согласилась бы и подошла для этой работы. Мне нужен капитан порта, а тебе – работа. Сперва ты ничего не понимал, но работа была тебе нужна с той минуты, как ты сошел с поезда на Рынке. В башне все рано или поздно находят работу. Вопрос лишь в том, будут ли за нее платить.

– Признаю, что это не совсем тот отпуск, на который я надеялся, но работа мне не нужна. У меня есть одна – она ждет меня дома, – сказал Сенлин, хоть и сомневался, что это и впрямь так.

Ему стало тоскливо при мысли о том, что его уже должны были заменить. Учеников не предупредили, им ничего не объяснили. Начался учебный год, и они обнаружили на месте учителя чужака. Кем бы он ни был, они недолго останутся друг для друга незнакомцами. Связь между учителем и учеником формировалась и крепла быстро. Сенлин подавил растущее чувство потери, позволив гневу увести себя в сторону.

– И не веди себя так, словно ты каким-то образом сыграл решающую роль в моем выживании. Не было никакого собеседования; это не мой пункт назначения. На тебя и твою работу мне наплевать. И как только ты решишь остановить карету и открыть дверь, я отправлюсь своей дорогой.

Голл продолжил, не обращая внимания на протесты Сенлина:

– Но я уверен, тебе интересно, почему я не нанял нового капитана порта из числа портовых работников? Зачем спустился в Цоколь в поисках талантов? От меня требовалось лишь протирать штаны на заднице, наблюдая за прибывающим народом. Я бы спрашивал каждого примитивного дебила, что появлялся в воротах: «Считать умеешь? С преданностью как? С честностью? А с соображалкой?» – Голл отсчитывал добродетели, загибая растопыренные толстые пальцы. – Да, это я тоже делал и в итоге получил череду некомпетентных и ненадежных лгунов, которые чуть не оставили меня без гроша. Потому что, видишь ли, забравшись так высоко, большинство ломается. Они готовы сказать что угодно, лишь бы получить желаемое. Им нельзя доверять, и взывать к их здравому смыслу тоже нельзя. Чтобы узнать человека, понять характер, нужно знать, кем он был до того, как башня вывернула его наизнанку. Если не знаешь, как человек изменился, не поймешь, кем он стал. Сам факт, что ты сопротивляешься мне сейчас, свидетельствует о том, что ты подходишь для этой работы.

– Ты всем даешь тот же дурной совет, что и мне?

– Какой именно? Быть подозрительным и полагаться только на то, что увидишь сам? Разве это дурно?

– Ты велел мне никому не доверять, – сказал Сенлин, и ему хотелось пригрозить карлику кулаком, но мало ли как внезапное движение воспримет амазонка, которая не переставала сверлить его взглядом. Он попытался вложить весь свой пыл в слова. – Но я спасся из Салона и Купален лишь благодаря тому, что доверился друзьям.

– Правда? Все и впрямь так было? – Голл игриво и, похоже, неосознанно потер бороду. Сказанное казалось ему очень смешным. – Ты уверен, что не развил отношения с чужаками лишь для того, чтобы потом их использовать? Где теперь твои друзья? Они выбрались, как и ты? – Он раскинул руки в ожидании ответа. – По твоему угрюмому молчанию я понимаю, что нет. После всего, что было, по-твоему, эти люди доверились бы тебе опять? Они бы назвали тебя другом?

– Но ты-то ожидал, что я доверюсь тебе.

– Нет. Грязь-шмазь, нет! Власть имущие никому не доверяют. Они уважают, их уважают. Доверие – слабая связь, и она для слабаков.

– У меня на уме другие, более крепкие узы, – сказал Сенлин загадочно.

– А-а… – Голл откинулся на обшитую красным бархатом спинку диванчика, и на его лице проступило понимание. – Ты говоришь о жене. – Он протянул руку и поднял оконную шторку.

Снаружи скользили в пепельном сумраке здания Нового Вавилона, безыскусные, как дорожные столбы, и лишенные окон, словно гробы. Мир пах как нижняя сторона булыжника. Возле фонарей кишели мотыльки. Рука Голла задержалась на кольце шторки, и Сенлин впервые заметил у него на пальце золотое обручальное кольцо.

Когда Голл снова заговорил, в его голосе поубавилось пыла.

– Ты ведешь себя так, словно не потерял ее. Ты как пес, который воет на могиле хозяина. Но ее больше нет, Том. – Финн Голл улыбнулся Сенлину откровенно и меланхолично. – Люди думают, что разница между богатыми и бедными, могущественными и ходами заключается в отсутствии неудач. Но это не так. – Тут в голосе карлика появился прежний жар. – Могущественные люди терпят неудачи столь же часто, а может быть и чаще, чем горемыки. Разница в том, что они это признают; от своих провалов они не открещиваются, напротив, демонстрируют их. Они соглашаются с тем, что разочарование – часть жизни, и двигаются дальше! – Голл выпрямился и затряс кулаками в воздухе, как будто схватил за воротник невидимого негодяя. – Не будь ходом, Том. Ход все отрицает! Он не может признать, что его побили, и поэтому его продолжают бить. Твоя жена потеряна! – Его голос вдруг зазвучал хрипло и напряженно.