Эмили Сувада - Эта смертельная спираль [litres]

Он делает еще один стежок.

– Я сразу же отправился в медицинский отсек, чтобы сказать Лаклану, что мы должны забрать тебя. Вирус уже охватил Калифорнию, количество зараженных стремительно росло, и мы работали над проектом вакцины, используя коды, написанные Лакланом много лет назад. Но никто не знал их лучше тебя, так что твоя помощь была бы бесценной, но он сказал мне, что ты никогда не должна появляться здесь. И заставил меня поклясться, что я не стану пытаться связаться с тобой.

Сердце пропускает удар.

– Почему?

– Он утверждал, что ты умрешь, если люди «Картакса» схватят тебя. Что это будет катастрофа. Но не говорил почему. Хотя его голос звучал так убедительно, что я сразу поверил ему. Я никогда в жизни не видел его таким серьезным. Единственное, что приходило мне на ум – у тебя была какая-то смертельная болезнь, которую он вылечил с помощью несанкционированного алгоритма. Поэтому я решил, что это как-то связано с твоим гипергенезом.

Смертельная болезнь? Гипергенез? Голова кружится от этих мыслей. Перед глазами всплывает лицо Элоизы, дочери Маркуса. Ее светлые ресницы и пухлые щечки. Нуклеотоксическая патология разрушает ее мозг, и болезнь сдерживает лишь несанкционированный код.

Если бы я страдала от подобного недуга, а папа вылечил меня несанкционированным кодом, то вполне разумно его желание уберечь меня от «Картакса». Может, поэтому он заставил меня пообещать держаться подальше от бункеров? Может, поэтому он не отправил никого, чтобы найти меня?

Если бы меня поймали, то стерли бы код с моей панели, и это убило бы меня.

– Но вряд ли это так, – открыв глаза, говорю я. – Он никогда ничего не говорил об этом и не стал бы утаивать подобное от меня. Так что это не имеет смысла.

На этот раз Дакс встречается со мной взглядом, и я вижу тревогу в его изумрудных глазах.

– Меня пугает именно то, что в этом нет никакого смысла, принцесса. Что бы ни задумал Лаклан, какими бы ни были его мотивы, думаю, нам нужно поскорее во всем разобраться, иначе мы не сможем расшифровать вакцину.

Я перевожу взгляд на свою измазанную кровью, опухшую и изрезанную руку. Дакс завязывает последний шов и убирает в сторону генкит. Кабель подключения все еще тянется к панели, провода которой наконец перестали дергаться и теперь валяются в беспорядке на полу.

– Но для начала нужно выяснить, как панель смогла прорваться через пять уровней протоколов безопасности гипергенеза. Я проведу полное сканирование структуры и попытаюсь узнать, что, черт возьми, произошло.

Я киваю. Его глаза стекленеют, а экран генкита мигает, когда он входит в систему по беспроводной сети VR со своей панели. Генкит гудит, а лицо Дакса расслабляется, когда он полностью погружается в виртуальное пространство, в которое мне никогда не попасть.

На экране генкита проносятся различные, вызванные лишь силой мысли коды, уравнения и файлы, которые Дакс читает с головокружительной скоростью. Я подпираю голову здоровой рукой и наблюдаю, как его остекленевшие глаза мечутся из стороны в сторону, пока он работает.

Из всех алгоритмов, которые бы мне хотелось иметь, больше всего я жалею об отсутствии виртуальной реальности. Тем более у меня есть большинство необходимых для этого модулей. Как и у всех владельцев панелей, у меня установлен скаллнэт – сеть микроскопических проводов, облепившая изнутри мой череп. Он улавливает электрическую активность мозга, переводя мысли в команды, которые распознают процессоры на панели.

У меня также есть оптическая линия – витые провода, тянущиеся от графического модуля на панели к зрительному нерву. И этого обычно достаточно, чтобы использовать виртуальную реальность. Но папа установил в мою панель такой древний и медленный зрительный модуль, что он просто не успевает производить вычисления, которые необходимы для запуска VR. Да он едва справлялся с отображением интерфейса текстовых сообщений, которыми я обменивалась с Агнес. Все, что он мог, это запускать зрительные фильтры и рисовать текст со значками. Я потратила несколько месяцев на изучение способов его обновления, но для любого другого модуля требовалось больше питания, более навороченная операционная система и модуль теплоотдачи, чтобы панель не прожгла дыру в руке. К тому же ни один из найденных мной алгоритмов не подходил для гипергенеза, так что в итоге я сдалась, но никогда не переставала мечтать попасть в захватывающий мир виртуальной реальности.

Лежа на полу и наблюдая за Даксом, мне безумно хочется присоединиться к его сессии, чтобы кодировать вместе с ним. Трудно отрицать, что его лицо наделено строгой красотой, но меня никогда не привлекала его внешность. Меня больше завораживало его умение концентрироваться, как мечутся его глаза, пока все его мысли сосредоточены на поиске идеального кода. Когда я работаю, мне приходится набирать каждое слово по буквам, а Дакс может формировать сразу целые логические блоки. Мой код вырастает как дом, медленно, кирпичик за кирпичиком, поднимаясь от фундамента, пока не становится ясна вся задумка. А мозг Дакса настолько гармонично синхронизировался с панелью, что в его доме возникают целые комнаты и этажи. Я вижу это на экране генкита – как в одно мгновение открываются сотни файлов, из них выбираются куски кода и тут же преобразуются во что-то новое. Ему хватает одной мысли, чтобы вызвать алгоритмы и принципы, перемещать их и расставлять по новым местам. И когда видишь, как его разум собирает страницы алгоритмов, словно кусочки головоломки, выбирая из кучи хаоса нужные разделы и соединяя их вместе, то кажется, что перед глазами творится волшебство.

Его глаза бегают туда-сюда, а дыхание учащается. Желание присоединиться к нему так велико, что я едва могу сдержаться. Мне хочется переплести наши сознания, позволить нашим умам слиться в единое целое, чтобы превратить куски кода в выдающиеся шедевры. Вместе мы станем вдвое быстрее. Два разума работающие в гармонии.

Если бы мы с Даксом могли работать вместе, то это точно было бы что-то особенное.

Я безотчетно тяну к нему руку и провожу окровавленными пальцами по его лицу. На его бледной веснушчатой коже остаются алые разводы, но он даже не замечает этого. Ничего не чувствует. Когда я уже убираю руку от его лица, он разрывает сеанс и выдергивает кабель из моей раскуроченной панели.

– Какого черта? – выдыхает он. А затем тянется к моей руке. – Мне нужен образец твоих тканей, живой образец. Я проведу сканирование.

– Что случилось? – Я вытягиваю руку, и он вставляет кабель с иглой на конце в только что зашитую им рану.

Я шиплю, когда металл вгрызается в разрез, отчего по руке бежит свежая струйка крови. Кабель дергается, и в генкит поступает образец моих клеток для анализа. Дакс вытаскивает иглу, и его глаза вновь стекленеют.