Лэйни Тейлор - Муза ночных кошмаров [litres]

– Ты больше не «мы», – сказал он Коре.

Дно корабля расплавилось, открыв отверстие под Новой, чье безвольное тело тут же провалилось. Кора вскрикнула и попыталась поймать сестру, но мезартиум не позволял ей двигаться, пока затягивал Нову вниз. Она пролетела с добрых два метра, прежде чем приземлилась на твердую землю, и ее обмякшие конечности раскинулись во все стороны. Металл собрался, как при отливе, и Нова пропала из виду.

– Нет! – закричала Кора, тщетно царапая пол.

– Теперь ты моя, – заявил Скатис. – Твое единственное «мы» – со мной.

Они не задерживались, чтобы испытать других жаждущих Риевы. Не попрощались с деревенским старейшиной Шергешем. Оса просто присела, подогнув металлические лапки, пошевелила крылышками, причинившими столь сильный урон деревне, и взмыла в небо, забрав с собой Кору и оставив Нову без сознания в грязи.

Нова пробуждалась медленно.

Глаза слезились. Голова болела. Во рту пересохло. Она не могла сглотнуть. Девушка лежала на спальнике на полу в своем доме – в доме отца и Скойе. На улице светило солнце, в комнате было пусто, и все это неправильно. Они с Корой всегда вставали на заре – если была заря, – сматывали спальники и прятали их на места. На секунду, моргая, изнывая, страдая от жажды и недомогания, она забыла… все. Даже отсюда можно было учуять насыщенный смрад туш уулов, гниющих на пляже. Убой. В ее памяти: пляж, голубая вспышка в небе.

Небесный корабль.

Ее будто током пронзило. Нова попыталась произнести имя Коры. Вышло хрипло, но сестра не пришла. Она попыталась снова, на сей раз громче. Все равно хрипло, и все равно Кора не приходила.

Нова села – и чуть не упала, когда содержимое ее головы отказалось подниматься вслед за ней. Девушка покачнулась вперед, упираясь ладонями в циновку, чтобы не перевалиться. Когда комната перестала кружиться, раскрыла ноющие глаза и уставилась на свои руки.

Не лазурные.

Только заметив их – бледные, как всегда, – на нее нахлынуло мощное осознание того, что они были голубыми, одна сияла в перчатке из божьего металла, а другая оставалась обнаженной. Нова часто заморгала, пытаясь прояснить взор и понять, что же реально. Это казалось сном, образы появлялись вспышками. Орел Коры. Мячик из божьего металла. Гул под кожей. И… то, что произошло после. Все было как в тумане. И всегда будет. Вспышки собрались в картинку, и в ней набух кошмарный, тошнотворный ужас.

Где Кора?

Послышался быстрый детский топот, а затем Аоки, ее сводный брат, вбежал в комнату, увидел, что она сидит, развернулся и убежал. По дороге он кричал: «Мам! Она проснулась!»

Дверной проем заполнил силуэт Скойе. Ее руки упирались в бока. В данной позе читалось ликование.

– Все еще жива? – разочарованно спросила она.

– Где Кора? – прохрипела Нова.

– О, так ты не помнишь? – Не поймите превратно: Скойе была рада ей напомнить. – Ее забрали. – Она подошла ближе, и Нова увидела, что ее некрасивое лицо сияло от свирепого возмездия. – А тебя вышвырнули, как мусор. – Женщина нависла над ней. – Что случилось на том корабле, Новали?

Коры больше нет. Нова больше ни о чем не могла думать. Она чувствовала правду в этих слова. Отсутствие сестры было как пульсирующая пустота, которую ничто никогда не заполнит.

– Когда?

– Три дня назад, – ответила мачеха. – Они давно улетели. К этому времени она должна быть уже в Аке. Возможно, она нашла вашу мать, и теперь они вместе, без тебя. Вероятно, они купят дом и будут жить единой семьей, – жестоко продолжала она, но Нова не слушала. Казалось, будто кто-то вырвал клочок реальности, оставляя дыру, которая поглощала все звуки, все мысли.

Коры больше нет, а она по-прежнему здесь.

Неизбранная.

– А теперь вставай, – скомандовала Скойе. – Тебе повезло. Убой еще не окончен. Спускайся на пляж. Уулы сами себя не освежуют.

Сарай все же дала Минье люльку – небольшую дозу, смешанную со сливовым сиропом, чтобы перекрыть горечь, если она сможет почувствовать вкус во сне. Затем прикоснулась к руке девочки и, исполненная ужаса, вернулась в сон, чтобы дождаться подле ее распластанного в яслях тельца, когда опустится серость и сотрет всю боль, вину, страх и другие чувства. Так лучше, это Сарай знала по собственному опыту: иногда ничто лучше, чем что-то. Все зависит от этого чего-то.

Она покинула разум Миньи, но не саму девочку. Сарай вызвалась следующей на дежурство и села рядом с ней, сказав Лазло, что ему не обязательно оставаться.

– Какое облегчение! – вздохнул он. – А я все думал, когда же у меня получится отдохнуть от любимой девушки, ставшей первым и единственным человеком, которого я когда-либо любил, с которой я с радостью буду рядом при любых обстоятельствах.

Сарай попыталась подавить небольшую улыбку, но без особых усилий. И Лазло остался бы с ней, но тут в дело вмешался Ферал:

– Вообще-то, ты не мог бы сейчас поработать над дверьми? – При этой просьбе он старательно избегал взгляда Руби, и Сарай не поняла, хотел ли юноша скрыться от нее или остаться с ней наедине. Интересно, знал ли он сам?

– Ступай, – сказала она, когда Лазло вопросительно посмотрел на нее, а затем поцеловал в макушку и ушел с остальными, оставив Сарай вдвоем с Миньей.

Она наблюдала за маленькой спящей девочкой – столько угрозы остановлено парой капель из зеленого пузырька! – и гадала, что же скрывалось в лабиринте ее воспоминаний. Верно ли ее мрачное предположение, что все это время Эллен были просто марионетками? Это едва ли казалось возможным. Но Сарай уже не могла вернуться к своей старой, комфортной вере в их любовь. Не после того, что она видела во сне.

Она знала, что с яслями и Резней еще не покончено, и ей придется вернуться, продолжать возвращаться, пока она не найдет способ внести изменение – помочь Минье и создать будущее, ради них всех. Но сейчас она не готова. Ей нужен отдых от кошмаров, да и Минье он не помешает. Вдруг люлька позволит ей успокоить свой разум и разорвать жуткую петлю? Сарай не знала, но очень радовалась, что теперь это вопрос не первой важности. У них есть время. Хоть что-то.

С тех пор как Лазло попал сюда, ему казалось, будто мезартиум задержал дыхание в ожидании, когда на него заявят права, чтобы заявить о собственных. С ними столько всего произошло – райского, адского и чего-то среднего, – что у него попросту не хватало времени сосредоточиться, но теперь юноша с нетерпением жаждал полностью посвятить себя металлу.

Они отправились к руке «декстер» – он, Ферал, Руби и Спэрроу, – и Ферал повторил то же, что уже говорил Лазло раньше: что когда-то двери реагировали на прикосновение.

Лазло уперся руками в стену. Его мгновенно охватило чувство глубинной связи. Цитадель – это нечто большее, чем просто гигантская статуя. Это сеть систем, заданных богом и перешедших в спящий режим после его смерти. Но ради Лазло они готовы очнуться.