Лэйни Тейлор - Муза ночных кошмаров [litres]

В ладонях вспыхнули огненные шары, выплясывая под ливнем. И не просто шары. А цветы. Цветы из огня. Сначала они возникли в виде бутонов, которые позже раскрыли свои лепестки из живого оранжевого пламени, синие по центру и бледнеющие до белого у неровной кромки лепестков.

У Руби перехватило дыхание. Она никогда не создавала и вполовину чего-то столь прекрасного, и ее возмущение смешалось с завистью.

Спэрроу никак не использовала свой дар. Минья всегда презирала ее за бесполезность в бою, но до этого момента девушке было все равно. Сейчас же она чувствовала себя крошечной и беспомощной, пока над головой клубилась и громыхала туча, сверкая изобилием молний. Затем она разверзлась и выстрелила тремя белыми разрядами, пришедшимися прямо по дорожке. Ребятам пришлось стремительно броситься на пол, и только перила Лазло уберегли их от падения. Вокруг остро запахло озоном. Все потрясенно и испуганно наблюдали, прижимаясь друг к другу, как застывший гейзер из мезартиума снова начал плавиться. Он не извергался и не захлестывал женщину – во всяком случае, не так, как задумывал Лазло. Вместо этого металл плавно и грациозно устремился вверх по ее ногам, торсу, вдоль рук, образуя пластины брони. Они полностью отличались от тяжелых бронзовых пластин тизерканцев, соединенных пряжками и плотными кожаными ремешками. Эти были гладкими, как вода, и такими тонкими, что казались практически невесомыми. Пластины никоим образом не придавали объема ее телу, идеально подстраиваясь под него, но все равно были крепче всего в этом мире. Они вплелись в черную ткань костюма и сверкнули, как зеркало: на ногах, на бедрах, на коленях. На нагруднике появился узор орла с раскрытыми крыльями. Женщина по-прежнему держала в ладонях огненные цветы, пока металл распространялся и охватывал ее руки щитками и наручами, которые выглядели куда более изящно, чем творения молота и наковальни.

Захватчица парила в воздухе, ее глаза горели алым, в ладонях расцветали язычки пламени, тело сверкало броней из мезартиума, и она орудовала молниями, как копьями. От такого зрелища люди и божьи отпрыски почувствовали себя униженными и пораженными.

– Кто вы? – спросил Ферал с дрожью в голосе.

– Чего вы хотите? – потребовала ответа Сарай, страшась его услышать.

– Как она это делает? – напряженно поинтересовалась Руби. – Верните мой огонь!

Внезапным движением женщина метнула огненные цветы на пол далеко внизу, где те заискрились и погасли. Затем нетерпеливо взмахнула рукой, и туча тоже исчезла, забирая с собой дождь и молнии. Раздавалась лишь приглушенная дробь капель, стекающих с мокрых захватчиков, тучи рассеялись, и гром затих. Руби с Фералом пытались ухватиться за свои дары, надеясь, что те вернулись, но ничего не получалось. Женщина все еще владела их силами, в том числе и силой Лазло – как она любезно напомнила, когда подняла руки, сжала пальцы и призвала шарик из мезартиума с потолка. Тот полетел в ее руку быстрее, чем если бы падал, и приземлился с громким шлепком. Незнакомка сжала его и покрутила в пальцах. Огонь в ее глазах потух. Они стали карими, лютыми, и полностью сосредоточились на Лазло. Женщина обратилась к нему на непонятном языке, режущем слух, как ржавые петли и воронье карканье.

– Помнишь меня? – спросила Нова.

Она изучала своего врага сквозь дымку ненависти, и пусть он немного отличался от того, каким она его помнила, прошло уже больше двух сотен лет. Кто еще это мог быть? Это его серые глаза, его корабль и мир, который он выбрал.

Скатис, после стольких лет. Она чувствовала бурление его силы в своем теле, как в первый.

– Однажды ты меня испугался, но недостаточно, чтобы убить. Я сжимала твою глотку ошейником из мезартиума в тысяче радостных, убийственных снов. Ты назвал меня пиратом, хотя я таковым не являлась. Но теперь… Ты себе даже не представляешь.

Она подкинула мячик, прямо как он кинул его ей и Коре. И прошептала:

– Лови.

Лазло поймал его. Рефлекторно. Но как только мячик коснулся его руки, ловить стало нечего. Голубой металл разбрызгался по руке и начал подниматься. Лазло отпрянул, по-прежнему вытягивая руку, и тогда металл заскользил по его плечу, трансформируясь в волнистую полосу. Удлинившись и приняв облик змеи, мезартиум обвился вокруг шеи. Все это произошло за секунду, и не успел юноша опомниться, как змея открыла пасть и проглотила собственный хвост.

Лазло схватил ее. Она извивалась под его руками и казалась такой же живой, как Разалас или птица, которую он снял со стены – уже не бездумный металл, а существо, пробужденное силой воли.

Но не его воли. Когда Лазло взял извивающуюся металлическую змею в руки, та крепко сжалась, поглощая себя, и его шея оказалась в петле.

Сарай попыталась раскрыть ей пасть и вытащить хвост, но безуспешно. Змея сдавливала все сильнее, и пальцы девушки застряли между ошейником и шеей Лазло. Пришлось сделать их нематериальными – призрачная плоть обернулась воздухом, – чтобы освободиться. Но в случае Лазло такой фокус не пройдет; она не могла сделать его бестелесным. В глазах юноши отразилась паника, когда змея отрезала доступ к воздуху. Рот юноши открылся в тщетной попытке вдохнуть, и Сарай резко повернулась к его обидчице.

– Отпусти его! – вскрикнула девушка.

То, что она увидела в глазах призрака Корако, было манией, колебавшейся между триумфом и яростью. Это убийственная мания, уж будьте уверены. Она ворвалась сюда не с добрыми намерениями и была готова свирепствовать.

Все произошло так быстро. Еще пару минут назад они смотрели сквозь щель в воздухе на невозможный пейзаж. Теперь же их захватили, всю магию украли. Эрил-Фейн с Азарин беспомощно стояли на краю моста, враги находились вне досягаемости их клинков. Руби с Фералом лишились сил, а Миньи здесь даже не было. Осознание абсурдности ситуации ударило Сарай, как пощечина. Минья, их защитница – всегда их оберегала, даже дольше, чем они себя помнили; Минья, которая спасла их и потратила всю жизнь, собирая армию, чтобы спасать и дальше – лежала на полу в сером вынужденном сне, беззащитная и бесполезная, и все это их вина.

А теперь Лазло задыхался, и если он умрет, Минья не сможет поймать его душу. Всхлипнув от гнева, Сарай кинулась на врага.

Она прыгнула. Полетела. И напала.

И пускай враг свиреп, Сарай сильнее, ведь ее не сковывают путы жизни со всеми ее принципами постоянства. Когда ее зубы превратились в клыки, она стала олицетворением ярости: рот расширился и превратился в пасть прямо из арсенала кошмаров. Зубы удлинились и заострились, как хребет ядовитого морского чудища. Глаза налились кровью от белков до зрачков – жесткие, блестящие, до жути алые, – а пальцы обратились когтями, которым позавидовало бы даже Привидение. Встретившись взглядом с Новой, Сарай двинулась к ней и заметила, как целенаправленно и невозмутимо прищурились глаза женщины, когда она украла дар Сарай, в точности как и у остальных.