Владимир Поселягин - Жнец [litres]

– И ещё, у нас патронов нет, всё расстреляли, последние крохи снарядили. И не ужинали мы. Горячего бы чего получить.

– Всё будет, лейтенант, всё будет.

Мы перегнали машины за линию обороны, где встали плотной группой, завтра утром по позициям разгоню, а пока вместе постоим. Чуть позже боец принёс термос с горячей кашей с мясом, а потом и чай был организован. После ужина бойцы почистили пулемёты и стали снаряжать запасные ленты подвезёнными патронами. Нам целый грузовик их подогнали. Всё, что не ушло на зарядку, перегрузили в нашу машину обеспечения. Потом все отмылись в крохотном озере, некоторые бойцы и искупаться умудрились, и был дан отбой. Часовой охранял технику и расположение, а меня вызвали в деревню. Оказалось, там собран штаб обороны. Как я понял, это была отчаянная попытка остановить немцев хотя бы на время, пока в тылу спешно выстраивается новая линия обороны. Три батальона этого полка, усиленные отдельным сборным противотанковым дивизионом, вряд ли продержатся хотя бы до обеда, сметут их, а приказ командования значил держаться весь день. Зенитное прикрытие обещали, но не дали, так что наше появление для них как свет в оконце, хоть что-то.

В обсуждение я не вмешивался, но потихоньку пообщался с особистом полка. Теперь стало ясно, почему ко мне достаточно благожелательное отношение. Да те, кто видел по выходе из города мои зенитки, прикрывавшие их от налётов с воздуха, это рассказывали, так что все были в курсе, как мы контролировали часть дороги. Про мост тоже знают, к ним вышли бойцы, которые его разрушили. А бензин сэкономили, смекалистые.

Посидев в штабе и подтвердив, что теперь защита от атак с воздуха на нас, я вернулся к своим, устроился под машиной рядом с Пряхиным и, накрывшись шинелью, уснул.

Насчёт того, что полк продержится до обеда, я всё же сильно погорячился. Его уже к десяти утра немцы сшибли и, разогнав выживших, двинули дальше. Этот день вообще как-то не очень удачно начался, с ходу намекая, что он будет не простой. За ночь немцы восстановили мост и на рассвете появились в прямой видимости, после чего начался бой. А сбить полк им было необходимо, не обойти. С одной стороны – заливной луг, там даже мотоциклы вязнут, с другой – болотце, вот им и оставалось только прямо переть.

Свой взвод я поднял как раз с рассветом. Быстро поев сухпай, зенитчики разъехались, встали позади полка метрах в трёхстах от деревни и в пятистах друг от друга. В общем, зенитное прикрытие пусть и не полное, но имеется. Машину обеспечения я отогнал за два километра от деревни и спрятал в лесопосадке.

После первой атаки, которую полк отбил довольно легко – шесть танков осталось дымить в поле у деревни и около роты немцев полегло, – появилась передышка. Артиллерия немцев ещё не подошла, и они накапливались вне пределов видимости. И вызвали авиацию. Прилетело шесть «юнкерсов» и стали бомбить. Так как они это делали примерно с километровой высоты, то наши доставали до них и не дали прицельно отбомбится, более того, один бомбардировщик с густым дымом из левого мотора потянул обратно, но при развороте стал неуправляемо падать и рухнул в тылу у немцев, а в небе распустились два парашюта. Бойцы и командиры стрелкового полка радовались, гонцов к моим зенитчикам отправляли, которые сразу позиции стали менять.

Потом последовала вторая наземная атака, которую также отбили. И снова налёт. В этот раз пятёрку «юнкерсов» сопровождала пара мессеров. И когда началась бомбёжка, истребители ушли в сторону и скрылись с глаз, а потом на бреющем, внезапно появившись, удачно атаковали машину Крупицына: бойцы хоть и прыснули в разные стороны, но один убитый и двое раненых, среди них сам Крупицын, отправленные мной санитарной машиной в Минск, сейчас туда всех везли после первичного осмотра и перевязки. В живых остались наводчик, один из заряжающих и водитель. А грузовик сгорел вместе с зениткой.

После девяти часов утра, когда последовала уже пятая атака немцев, наших сшибли с позиций. Тем более к этому времени противотанковой артиллерии практически не осталось. Четвёрки ещё немного задержали на линии обороны, забрасывая гранатами и бутылками с зажигательной смесью, но это была агония.

Мы с Лосевым укрыли его зенитку, которую буквально чудом смогли спасти, и, когда на улочках деревни замелькали немецкие танки, гнавшие наших бойцов, ударили по ним бронебойно-зажигательными патронами. Нам главное было отсечь немцев, чтобы остатки полка смогли уйти в лес, шансы были. И вдруг вспыхнули два танка и пара деревянных сараев. Это куда же наводчик Лосева попал? Подивиться мы не успели, как и сбежать. Едва покинули позицию, как под задние колёса грузовика попал снаряд и, подбросив машину, перевернул её. Меня, уже по обыкновению стоявшего на подножке, отшвырнуло в сторону. Удар и темнота.

К счастью, потеря сознания от удара о землю, хотя я и пытался сгруппироваться в полёте, продлилась недолго. Очнувшись, я сел, ощупывая себя: синяки точно есть, сотрясение лёгкое, но цел. Осмотрелся: часть бойцов вытаскивали вещи из лежавшей на боку машины, а другие стреляли с позиции с колена куда-то в сторону деревни. Винтовка была за спиной, каска лежала рядом. Водрузив её на голову, я встал, и тут же пришлось присесть – над головой засвистели пули, со звоном попадая по металлическим деталям машины. Подскочивший Лосев сообщил, что машине хана, но это и так понятно, на боку лежит. Нужно уходить. В его расчёте все живы, даже без ран и травм обошлось, только оглушило да царапины и синяки, как у меня.

Подхватив вещи, мы рванули в сторону лесопосадки, где нас ожидала машина обеспечения. На бегу я изредка останавливался, приседал на одно колено, и, делая пару точных выстрелов в противника, бежал дальше. Из деревни двигались немцы, танки, бронетранспортёры и мотоциклы. Именно седоков последних я и отстреливал, и могу с гордостью сообщить, что трёх мотоциклистов выбил из-за руля. Наконец и машина, Пряхин ждал. Бойцы стали забираться в кузов, где уже находились красноармейцы из расчёта Крупицына и, как оказалось, ещё двое из полка, что у деревни оборону держал, и Пряхин, рванув с места, погнал по полевой дороге, прикрываясь лесопосадкой, а потом мы выскочили на трассу, где смогли прибавить скорости, отрываясь от противника.

Я снял каску и ощупал голову. Нет, в этот раз шишки я не получил. А через пару километров я скомандовал:

– Стой! Давай к той полуторке.

Водитель уже и сам увидел, что привлекло моё внимание, и, сбросив скорость, свернул на обочину, а потом в поле. Вокруг было множество повреждённых, расстрелянных или горевших машин, и у той полуторки, из которой через открытую дверь свешивался убитый водитель, в открытом кузове торчал ствол зенитного ДШК. Это удача. Хоть что-то. Мы подъехали к машине, и я, покинув кабину, крикнул: