Стивен Дональдсон - Седьмая Казнь [litres]

Но одно это не объясняло действия Амики. Теургия могла опустошить весь Беллегер еще прежде, чем отряд принца найдет библиотеку и книгу. У отчаяния амиканцев должна быть другая причина.

Книга, думал он. «Седьмая Казнь» Марроу. Вероятно, она содержит знание, более могущественное, чем он себе представляет. Знание, которое может лишить Беллегер магии, и – да, конечно же, знание, которое, возможно, восстановит магию в Беллегере.

Эта книга позволит Беллегеру одним махом поменяться с Амикой местами. Ведь не только Амика станет беспомощной, но и Беллегер вернет свою мощь.

Такая перспектива кого угодно сделает отчаянным.

В гневе на себя, на Амику, на целый свет принц Бифальт выкрикивал приказы:

– Вперед! Снова в укрытия. Далеко не уходите. Они не станут атаковать дважды с одних и тех же направлений. Я останусь охранять подводу.

Капитан Суалиш, как и королевский сын, был обеспокоен, но он знал свой долг. Он без колебаний указал Элгарту, Кламату и Винсиду их новые позиции. И когда те ушли, тоже скрылся в траве и темноте.

Принц Бифальт быстро вскарабкался на телегу. Там он заменил ружейную обойму. Затвором дослал патрон. Заполнил неполную обойму, взяв пули из сумки. Укрылся среди груза подводы и начал напряженно всматриваться в ночь, следя за всем, что напоминало движение.

Ночь и в самом деле была длинной. Принц, должно быть, задремал, пока равнодушные звезды вращались над головой. Но при первых звуках конских копыт он сразу же очнулся.

Топот атакующих всадников.

Кони скакали по траве, и звук был тихим, как звук волны, которая все шумит и шумит без перерыва. Копыта коней разрывали траву. Трава заглушала их стук. Сжав винтовку, принц Бифальт поднялся достаточно высоко, чтобы можно было оглядеться. Тени, которые он увидел, были слишком неясными, чтобы уверенно определить, что это, слишком бесформенными, чтобы стрелять по ним. Амиканцы подходили двумя группами с двух сторон. То, что это были именно амиканцы, он убедился только тогда, когда стрелы начали вонзаться в скатки и мешки с продовольствием рядом с принцем.

Мгновение спустя винтовка, издав резкий звук, выпустила язык пламени. Ей ответило другой ружье, и еще одно. Приглушенные крики прорезали темноту.

Все ближе скакали всадники, мчась через цепляющиеся спутанные ветви кустарника, траву, полевые цветы.

Принц и сам выстрелил наудачу, рискуя выдать свою позицию. Единственным ответом ему был только все усиливающийся звук атаки. Зато когда принц выстрелил опять, одна из приближающихся теней нырнула на землю головой вперед.

Винтовки затрещали, потом снова и снова. Принц Бифальт не мог разобрать, достигают ли выстрелы цели.

Затем в гуще всадников зажегся маленький огонек. Он слабо очертил фигуру всадника, приподнявшегося с каким-то шаром в руке – с шаром, от фитиля которого тянулся искрящийся огонь.

«Черт!»

Недалеко от всадника из травы поднялся Винсид. Он тоже увидел пламя и фитиль. И выстрелил, пока всадник еще только бросал, пока шар был еще у него в руке.

Всадник накренился в седле. Он попытался завершить бросок, но не смог совладать с рукой. Неуклюже взлетев, шар с фитилем рухнул, как подбитая птица, к тому месту, где находился Винсид.

Граната разорвалась, поразив ветерана.

Принц не отрываясь смотрел в ту сторону. Его охватила досада. Он совсем забыл о гранатах. Предательство Слэка затмило его память. А страх за волов вытеснил из головы другие страхи.

Если хотя бы одна попадет в подводу…

Мысль о такой возможности захлестнула принца Бифальта. Ни другие мысли, ни страхи больше не беспокоили его. Он полностью доверился своим боевым навыкам, уверенности, полученной благодаря выучке. Его гвардейцы увеличивали скорость стрельбы, а сам принц искал, где в ночи загорится еще один фитиль.

Вот он!

Увидев огонь, принц сразу выстрелил. Но не стал терять время на то, чтобы убедиться, попал ли он во всадника или чтобы посмотреть, куда упала граната. С земли Суалишу, Элгарту и Кламату не было видно все пространство вокруг подводы, а Винсид погиб. Гвардейцы могли только стрелять и надеяться. Принц был обязан защитить обоз.

Где-то разорвалась вторая граната, и тут же принц Бифальт заметил, как третий всадник зажигает фитиль. Принц не медля выстрелил. Всей своей волей он направлял пулю пронзить сердце амиканца.

Выстрел попал в руку, которой всадник держал поводья. Амиканец чуть не свалился с коня, но быстро восстановил равновесие.

Другие винтовки палили по своим противникам, но это было уже неважно. Только амиканец с гранатой имел значение. Быстро передернув затвор натренированной рукой, принц Бифальт вновь прицелился, вновь выстрелил.

Всадник свалился замертво – слишком поздно. Он успел бросить. Вращающийся огонь фитиля прочерчивал в воздухе путь гранаты, дугой летящей к подводе. Взорвавшись, она разрушит…

Без малейшего колебания принц вскочил с места, кинувшись перехватить гранату, словно веря, что может защитить подводу своим телом, словно веря, что одного его порыва будет достаточно, чтобы спасти поход.

Граната взорвалась рядом с ним. Волна швырнула принца на землю с такой силой, словно он свалился с высоты в несколько лиг. Осколки затвердевшей глины вонзились в него еще прежде, чем он коснулся земли. Во второй раз за свою жизнь принц понял, что погиб. Никто не может пережить удара такой силы и таких ранений.

И во второй раз за его жизнь с ним заговорил голос. Он звучал с силой разорвавшейся гранаты, с той силой, с какой принц ударился о землю, с силой последнего удара его сердца. Оглушительный, как гром, и беззвучный, как тишина могилы, он спросил: Теперь ты готов?

У принца Бифальта не было ответа.

Когда на рассвете следующего дня принц открыл глаза, он увидел рядом с собой капитана Суалиша, сидевшего, прислонясь к одному из колес подводы.

Капитан не обернулся, когда принц Бифальт застонал, пытаясь оторвать голову от земли.

От движения лоб принца пронзила острая боль. Очень быстро она охватила все его тело. Вероятно, рана была глубокой. В любом случае боль означала, что он еще однозначно жив.

Не поднимаясь, принц проверил всего себя: руки, ноги, грудь и живот, на наличие других ран. К своему удивлению – приглушенному, но отчетливому чувству, – он не нашел ни одной. Единственным, что болело, была рана, прорезавшая лоб. Рассветная прохлада усиливала чувство сырости.

Принц знал, что раны на голове обильно кровоточат. Тем не менее, когда он попытался оценить серьезность ранения, он смог понять только то, что ничего не слышит. Мир вокруг онемел. Никто не двигался, не говорил, не окликал. Ветер в тишине волновал траву. Если поблизости и были лошади, то принц их не слышал. И Суалиш дышал беззвучно: плечи его не поднимались, грудь не двигалась.