Алексей Бессонов - Лабиринт кочевников

Старик вздохнул, и Ян, глянув на часы, понял, что пора домой.

– Я к вам зайду как-нибудь, – пообещал он. – Да и вы заходите, я с работой пока не определился, так что дома в основном. Надо дом в порядок привести, то да се.

Метель, злобно посвистывая, гнала снег вдоль улицы. Ян бегом добежал до своего дома, сбросил в тепле куртку, ботинки и выдохнул. В кухне бубнил телевизор, на откосе окна уже намело сантиметров десять. Ян сделал несколько бутербродов, поставил чайник, а потом, сходив в спальню, принес ручку и блокнот.

Ленц говорил с непонятным, никому не знакомым акцентом.

Он имел довольно странную внешность – безусловно, европеоид, но фенотип лица необычный.

Коньяк и фрукты в любое время года – человек из теплых краев, где развита высокая культура виноградарства, категорически неспособный отказаться от привычного способа питания?

Жена, по слухам, совсем не говорившая по-русски.

И, в конце концов, случайное наблюдение Розенфельда – одессит, понятное дело, не был филологом, однако уже само его происхождение позволяло думать, что с эрудицией у него получше, чем у сибиряков, – буквы, которых нет…

Ян заварил себе чай, достал из буфета недопитый коньяк, поставил перед собой и снова вперился в блокнот.

Объяснимо было все, кроме альбома, в который заглянул этот любознательный одессит. Ленц писал по-арабски? Нет, инженер из Одессы, работающий на таком предприятии, явно мог различать и арабскую вязь, и, вероятно, иероглифы великих культур Юго-Восточной Азии, ну а что до иврита… хм, даже смешно. Санскрит? Глупее не придумаешь, хотя?.. Но как должен был выглядеть мир, в котором существует развитый кириллический русский, Россия, летающая на спутники Юпитера в самом начале двадцатого века, и в то же время санскрит в качестве языка науки?! Как можно вообразить подобную ахинею?

Увы. Либо одесситу причудилось – почерк корявый до ужаса, формулы с наклоном в обратную сторону, – либо тут уж что-то совсем необъяснимое.

Глоток коньяка взбодрил Климова. Еще раз посмотрев на свои записи в блокноте, он вдруг поднялся и пошел в спальню за джинсами. Ключи от гаража висели на аккуратном латунном крючке веранды, в шаге от двери.

Чтобы сдвинуть правую створку ворот, пришлось поработать ботинком, откидывая в сторону снег. Войдя в гараж, Ян повел лучом фонаря по стене и тут же нашел старинный, советского образца выключатель из черной пластмассы. Поворот толстого ключа – и под потолком, чуть пожужжав, вспыхнули три полосы ламп дневного света, настолько стандартных для старой советской эпохи, что Ян даже хмыкнул, смеясь.

В ярком свете он поднял незахлопнутый капот «Опеля», глянул на двигатель, а потом залез в салон. Тут его ждал уже ожидаемый сюрприз.

Вместо какого-нибудь заказного – штатно «Капитан» радио не оснащался, не та была эпоха – приемника Ян увидел нечто, похожее на бороду, спускающуюся вниз к тоннелю кардана, как в современных авто. Серо-зеленая стальная панель держала на себе узел управления с тремя ручками (сверху действительно виднелась чуть подтертая со временем надпись «AEG»), под ними глазок – очевидно, индикаторная лампа и, как принято было в то время, шкала: Praga, Paris, Berlin… Ниже находилась тщательно отсверленная стальная панель с дырочками. Ян наклонился: он «не дружил» с немецким, однако же надписи под ручками показались ему странноватыми. ZGDV, ZDDV, ZDDN – что это могло значить? Настройка на волны вышестоящих подразделений? Очень может быть. Как там говорил Невинский – штабной радиоприемник?

Вздохнув, Ян выскочил из гаража, забежал в дом, чтобы надеть свитер и взять ключи от «Транзита». Ключ «на десять» лежал где-то в глубине багажника. Обсыпаясь снегом, Ян поднял заднюю дверь, порылся в сумках с инструментом – при покупке его предупреждали, что «Форд» далеко не уедет, однако тот отлично выдержал дорогу и в целом ломаться пока не собирался.

Поменять аккумулятор было делом недолгим. Куда больше времени ушло на поиск рычага бензонасоса… Ян сел за руль «Опеля», повернул осторожно ключ – тут же загорелся, ровно и ярко, плафон на матерчатом потолке, и ожили приборы, – а потом, придавив сцепление, нажал на стартер.

Могучий «дизельный» аккумулятор, купленный в Москве перед самым выездом, без малейших вопросов провернул опелевский мотор, и тот, слегка вздыхая, возмущаясь, вдруг дернулся сразу шестью вспышками, зарычал в глубине гаража. Ян закурил сигарету, все еще держа сцепление. Сколько – года два с половиной машину не заводили?

Стрелка temp сдвинулась с места, и тогда Ян отпустил довольно тяжелую педаль. Мотор загудел чуть громче, но тут же сбросил обороты – значит, автомат питания прекрасно работает и без подсоса, который Климов заблаговременно вытянул на себя. Так и должно быть… Невероятно: родной карбюратор! Хотя, учитывая возможности завода…

На всякий случай Ян вылез, поглядел, качая головой, на выхлоп. С учетом температуры и долгого простоя легкая синева была делом нормальным. Да и то: а сколько масла ему положено жрать по инструкции?

Движок слегка прогрелся. Внизу, под стальной доской радиоприемника Климов вдруг обнаружил улитку с двумя раструбами. Пощупав ее пальцами, он убедился в том, что это именно то, о чем он и подумал с самого начала, – когда-то, до мобилизации, этим кабриолетом владел весьма состоятельный господин, способный поставить себе отопитель – с отдельным радиатором и вмешательством в систему охлаждения автомобиля. Где эта штука включается, Ян уже знал – вон два плоских, этаких авиационных тумблера со светящимися головками, что врезаны в панель справа от руля. Других нештатных тут быть не может, зачем? Он поднял оба, и точно: тут же взвыл вентилятор, в ноги и на лобовое стекло потянуло теплом.

– Какое счастье ездить на ведрах хотя бы восьмидесятых, у них и печка есть, и даже кондер, – пробормотал Ян. – Ну что, посмотрим, что там за такой загадочный приемник?..

Левая – нет, а вот центральная, ZDDV, дала отчетливый щелчок включения, и тут же загорелась желтым лампа.

Только никакая это была не лампа. «Глазок», обычно разгоравшийся в детстве Яна зеленым, вспыхнул ярким лимонным колером, а из динамика, спрятанного под панелью, раздалось шипение.

Сколько Климов ни вертел ручки настройки, ничего, кроме все того же монотонного шипения, так и не услышал. По всей видимости, приемник все же накрылся от старости. Разочарованный Ян заглушил двигатель, снял на всякий случай аккумулятор – хотя возвращать его на место под капотом «Форда» было сейчас ни к чему – и, заперев гараж, вернулся в дом.

«Почему я не спросил Невинского о песчаном карьере?» – вдруг подумалось ему.

После рассказа Сомова о двух обнявшихся скелетах проклятый карьер никак, ну ни в какую не шел у него из головы. Зудел, постоянно напоминая о себе, как подзабытая головная боль. Вероятно, был смысл туда съездить, но, с другой стороны, а что искать?..