Алексей Бессонов - Лабиринт кочевников

В полумраке гаража Климов еще минут пять сидел за рулем, глядя на свои мелко подрагивающие пальцы.

– Это для меня слишком, – пробормотал он. – Даже для меня.

Он не чувствовал страха, нет – ничего, кроме жуткой, убийственной усталости. Тряслись не только руки, коленки мотало как после кросса с полной выкладкой. Чтобы закрыть ворота гаража, Яну пришлось упереться в левую створку плечом, иначе он рисковал упасть.

В доме Ян медленно разделся, зашвырнул куда-то желтые от мелкого, оказавшегося липким песка ботинки и долго мылил руки под холодной водой. Врубать газовую колонку у него не было сил. По откосу кухонного окна снова забарабанили капли. Климов постоял возле телевизора, ткнул не глядя в кнопку на пульте и принялся наполнять чайник. Когда начало закипать, он открыл глаза, встал, насыпал заварки, затем распахнул шкаф, взял недопитую бутылку «Арарата», сбросил на пол пробку и стоя, как горнист, сделал несколько больших глотков. Коньяк непривычно обжег его, заставил выдохнуть, даже кашлянуть – зато слабость начала отпускать, забубонил вдруг в уши давно включенный телевизор, и понятно стало, что на дворе уже вот-вот начнет темнеть.

– Ну и зима, это у них Урал называется…

Справа, за верандой, будто собака кашлянула, и Ян дернулся, узнав знакомый теперь хлопок – из-за дождя он прозвучал немного непривычно. Не выпуская из рук бутылку, Ян бросился в прихожую, отпер дверь на веранде, посторонился, пропуская успевшую намокнуть Марию.

– Что случилось?!

– Ничего, – она сунула руку в просторную холщовую сумку, висящую на плече, вынула излучатель, найденный в доме Гайлы: – Отнеси это Шендру. Резерва боеприпасов к нему нет, но хоть что-то. Здесь двадцать пять выстрелов, каждый обладает значительной мощью. Два мы изъяли для лабораторных исследований, такова наша доля. Ты обратил внимание на пятна копоти в лабиринте, там, где стоит машина Михаила?

– Н-да, – кивнул Климов, – я еще и подумал, что…

– За каждым этим пятном был сгоревший дайлан. Сгоревший напрочь, ничего, кроме этой копоти, от тела не осталось. В тоннеле погибло куда больше этих тварей, чем я думала сначала. Шендр скромен – группа, с которой они случайно столкнулись, была многочисленной.

– Ну да, и два пустых рожка по тридцать каждый… – Ян вдруг задохнулся от того, что понял: сколько, сколько их там было?! И бой против всей этой оравы выдержали трое, и ни один из них не был солдатом.

Он приложил левую руку к груди, потом машинально протянул бутылку Марии. Та размотала шарф, сделала несколько крупных глотков, кивнула с благодарностью:

– Ты взволнован? Это все уже позади. Ну, пока, по крайней мере.

– Маш, ну я же военный, – отозвался Ян. – Могу оценить масштабы… А слушай, тебя-то за это не съедят? Ты же схватила образец, предназначенный для исследований!

– Сейчас я сама принимаю решения, – Мария посмотрела на него каким-то особым взглядом. – Имею некоторые полномочия. Не думала, что ты станешь за меня беспокоиться… Что это вдруг?

– Мы многое уже перевидали и увидим еще больше, – Ян сделал еще глоток и передал коньяк своей гостье. – Да и вообще..

– Ой, нет, – замотала та головой после пары глотков. – Не в нашем случае.

– Слушай, брось… У меня есть женщина, и я ее, кажется, почти люблю.

– А это обидно. Дай сюда, – Мария снова глотнула. – Хотя невозможно все равно. Я очень своеобразное млекопитающее.

– Физиологически? – изумляясь самому себе, спросил Климов.

– Увы, – Мария вдруг закашляла, смеясь. – Эмоционально. Ты не поймешь, у тебя другая гормональная система.

– Да я-то ладно, но вот Юрка…

– Я видела.

Она сунула излучатель ему в руки и повернулась к дверям.

– Иди прямо сейчас, он оценит этот жест. А поручику скажи, что он красивый парень и дурак.

– Да это понятно!

– Ничего тебе непонятно. Потом расскажу. Иди к Невинскому! И вечером доложись, если сможешь!

Дверь захлопнулась. Климов не стал смотреть, как она исчезает; он знал, что процесс этот вполне безопасен, но все же было в этом таянии крохотной фигурки что-то жуткое, похожее на смерть, особенно сейчас, в серых зимних сумерках, залитых дождем.

Немного постояв в прихожей, Ян прошел на кухню, сунул буднично излучатель в пакет из гастронома, оделся и вышел. Дождь сразу намочил и без того влажные плечи старой летной куртки, отчаянно захотелось курить, но не было смысла – окна в доме Невинского уже светились справа от перекрестка. На стук в калитку снова выскочил Гена в старом пальто, только теперь он открывать не стал, подпрыгнул сначала над низким забором.

– Что такое, Ян? Случилось чего?

– Да случилось, знаешь… Пустишь?

– Да что за разговор! Вы тут так всех напрягли, слов нет! Напуганы они там все были. Ну, сейчас отпустило, нормально. Михал Семеныч, правда, уже коньячку вот это вот. Я в магазин бегал, никак к этим тысячам вашим не привыкну!

– Шендр не спит?

– Нет, в кухне сидит. Я ему вискаря купил, он не пьет ничего другого. Тоже на нерве весь, не знаю, что и делать. И голова болит у него, так его жалко! Нога отошла вроде, я ему новокаина уколол с утра, а голову ему здорово пожгли, суки, теперь вечно лысый будет.

– Он сам выбрал свою дорогу, – повернулся Ян, и Гена аж присел от его взгляда.

– Да я ж ничего, – пробормотал он. – Я что? Я старатель был, золотишко мыл. Подумаешь! Что теперь?

– А там? – спросил Ян уже на пороге.

– Там? – Гена замешкался, ища ответ. – Ну, что там… В храм пришел, три жены теперь у меня, детки. Работы много, что говорить! Хорошая там жизнь, товарищ Климов, хорошая. Если голова есть и воровать не будешь, так вообще отлично. Не то что у нас было. Крестьяне все при земле, только уголь покупай, чтоб насос качал, а урожаи – ого! Зимы месяца полтора, считай, но, правда, снега выше крыши, так они привыкли. А я ж на метеоролога учился, а у них там науки такой нет. Научил их кое-чему, меня – в храм. А там почет, уважение. Главное, грозу и ураган предсказывать, ну, это я кое-как умею. Приборы соорудил, гигрометры, барометры. Отлично дело пошло! А Мишка наш, он же инженер был, он им паровики напрочь переделал, два завода построил, такой стал человек! В золоте купается! И ничего, пошел сюда назад все равно, потому что понимает, чем дело может кончиться.

– Это тот, которого траванули?

– Да, он… Да ничего, отдышался. Он там сейчас военную кафедру вспоминает. Только он связист, в артиллерии ни бум-бум, а наши пушкари уже лет сто не воевали, представляете? Он их там на батареи и дивизионы разбивает, а зачем, они не понимают ни шиша! Толпой воевать собрались!

– Сам-то в армии служил?

– Не-а, позвоночник у меня, – честно вздохнул Гена. – Ничего я в этом деле не понимаю.

– А из автомата в лабиринте Миша стрелял?