Джей Кристофф - Неночь [litres]

– … Если я помогу ему, то кто поможет тебе? ..

Мия почувствовала, как Десницы проверяют оковы на ее запястьях. Услышала удаляющиеся шаги. Трик так сильно сжимал ее пальцы, что это приносило боль.

– Ты сам сказал, чтобы овладеть тьмой вокруг себя, сперва я должна взглянуть в глаза тьме внутри себя.

– … Не здесь. Не так …

– Если не здесь, то где?

Ее тень задрожала. Страх нарастал.

– Я справлюсь, – прошипела она.

Ткачиха Мариэль хрустнула костяшками.

В полной темноте из-за повязки прозвучал голос Матери Друзиллы:

– Приступайте.

Опустошенное, бесконечное мгновение.

– … Как угодно …

Мия почувствовала, как тьма покрылась рябью у ее ног – знак прощания. А затем Мистер Добряк исчез, скользя по черному камню к тени Трика. Девушка услышала, как его дыхание слегка замедлилось, сокрушительная хватка пальцев ослабла, когда не-кот набросился на его страх. И тогда, прижатая к прохладному камню, несмотря на грядущую агонию, Мия не смогла сдержать улыбку. В зале зазвенела тишина – глубокая, как века. Мир затаил дыхание.

А затем ткачиха сжала кулаки.

Удар обжигал раскаленным пламенем. Будто ее полоснули ржавыми бритвами. А затем втерли в кровоточащие раны лимонный сок и соль. На спине Мии появились четыре рваные полосы, губы скривились в беззвучном крике.

Каждая мышца тела напряглась. Спина рвалась, как бумага. Мия припала к камню, ее хватка на руке Трика усилилась, а страх начал быстро заполнять пустоту после того, как поутихла боль от удара. Он накатывал огромными ледяными приливными волнами, всплескиваясь над головой и затягивая ее на дно. Каждая секунда истекала в вечность. Каждое мгновение в ожидании следующего удара было собственным сортом мучений. Мия обнаружила, что молится о нем, просто чтобы окончилась эта пауза. А затем это случилось, и на ее спине появились четыре идеальные линии.

Она откинула голову. Открыла рот, но отказывалась кричать. Она не подарит им такого наслаждения. Джессамине и Диамо. Солису. Мия чувствовала их взгляды на себе. Привкус их улыбок. По спине стекала теплая и густая кровь, собираясь в опустевшей тени у ног. Ткачиха вновь ударила, в воздухе свистели невидимые хлысты, боль раскалялась. Но девушка продолжала держать руку Трика и цеплялась за единственную горящую мысль о том, что, как бы ей ни было больно

( хрясь ),

как бы она ни хотела

( хрясь ),

Мия никогда

( хрясь )

не даст им

( хрясь )

услышать

( хрясь )

ее

( хрясь )

крик.

Но на десятом ударе она выпустила руку Трика. А к двенадцатому выпустила свой ужас, и с губ сорвался длинный, тоненький, дрожащий вскрик. Мия чувствовала, как Трик пытается нащупать ее руку, но сама сжала ее в кулак. Опустила подбородок и прижалась лбом к камню. Никакого самообмана. Никакого спутника. Никого рядом. Никого внутри. Только она ( хрясь ) – и боль ( хрясь ), и страх ( хрясь ). Все в одном.

В голове стало пусто. Мия начинала терять сознание. Застряв где-то между ним и забытьем из-за магики колдунов. После двадцатого удара наступила кратковременная передышка, тепло потекло обратно по ногам, вернулось в перерезанные вены и порванные артерии и положило конец зиме, которая грозила ее поглотить. Мия услышала откуда-то издалека шепот Трика.

– Мия, забери его обратно…

Впилась лбом в камень с кровью на глазах.

– Мия, пожалуйста…

Перед ней зияла тьма. За стеной снов затаились кошмары. И когда ткачиха снова нанесла удар, и мука вспыхнула заново, вырываясь из горла Мии бессловесным воем, эта стена начала рушиться. Здесь, на краю забытья, ее не укрепляло никакое бодрствование. Кот из теней не сидел над кроватью и не наблюдал своими не-глазами за приходом кошмаров. Только она. Маленькая Мия Корвере. Одна в набухающей, как никогда, темноте, страх приходит все быстрее, безумие подкрадывается все ближе. И там, в плоской, как бумага, черноте между ней и ними, ними и ею, осталось так мало пространства, что девушка наконец взглянула в глаза тому, что преследовало ее во снах все эти годы.

( хрясь )

Не фантомы.

( хрясь )

Не кошмары.

( хрясь )

( хрясь )

( хрясь )

А воспоминания.

Мия кралась по окровавленным коридорам, укутавшись в такие глубокие тени, что почти ничего не видела. Тела. Повсюду. Задушенные и заколотые мужчины. Забитые до смерти собственными цепями или конечностями. Со всех сторон звенел шум убийства, в воздухе витало насыщенное зловоние потрохов. Мимо пробегали размытые силуэты, на полу рычали и извивались. Откуда-то издалека доносились крики, откуда-то, куда не пускала ее тьма.

Мия скользнула в Философский Камень как нож между ребер. В эту тюрьму. В эту скотобойню. Прошла мимо открытых камер в более тихие помещения, где двери были по-прежнему заперты, где скрывались тощие и изголодавшиеся заключенные, которые не желали испытывать удачу в «Снижении». Девочка сняла плащ из теней, чтобы лучше видеть, и сквозь прутья присмотрелась к тонким, как палка, пугалам, к этим призракам с опустевшими глазами. Она понимала, почему люди соглашались попытать счастья в ужасном гамбите Сената. Лучше умереть в бою, нежели от голода в темноте. Лучше встать и пасть, чем преклониться и жить.

Если только, конечно, с тобой не заперт четырехлетний сын…

Пугала взывали к ней, приняв за Бессердечное привидение, явившееся их помучить. С круглыми от отчаяния глазами Мия исследовала тюремный блок вдоль и поперек. И страх, несмотря на кота в тени. Они же должны быть где-то здесь? Не могла же донна Корвере потащить сына на бойню ради возможности сбежать из этого кошмара?

Или могла?

– Мама! – звала Мия со слезами на глазах. – Мама, это Мия!

Бесконечные коридоры. Беспросветная чернота. Глубже и глубже в тени.

– Мама?

– …Я обыщу другие коридоры. Так будет быстрее…

– Не уходи далеко.

– …Никогда не бойся…

По Мие пробежал озноб, когда Мистер Добряк ретировался по коридору. Мрак смыкался, так что она рывком сняла чадящий факел со стены, и тени заплясали. В животе похолодело, но девочка стиснула зубы и попыталась побороть неприятное ощущение. Дыхание участилось, она дышала так громко, как только осмеливалась.

– Мама?

Глубже в Камень.

– Мама!

Наконец она нашла дорогу в глубочайшую яму. Чернейшую дыру.

В место, которого никогда не касался свет.

«Не смотри».

– Миленький цветочек.

Девочка прищуренно вгляделась во тьму. Сердце сжалось от звука услышанного голоса.

– …Мама?

– Миленький цветочек, – раздался шепот. – Миленький-миленький.