Джей Кристофф - Неночь [litres]

– Начертаны слова? – фыркнула Мия. – Какие? «После прочтения сжечь»?

– Послушай меня, юная леди, – Элиус шмыгнул. – Книги, которые мы любим, отвечают нам взаимностью. И страницы оставляют свой след на нас точно так же, как мы отмечаем любимые места на страницах. Я вижу их на тебе так же отчетливо, как на себе. Ты – дочь слов. Девушка со своей историей.

– Летописец, о последователях Красной Церкви не рассказывают историй, – ответила Мия. – О нас не слагают песни. Нам не посвящают баллады или стихотворения. Здесь люди живут и умирают в тени.

– Тогда, возможно, тебе здесь не место.

Тут она резко на него посмотрела. Прищурилась, окутанная дымом сигариллы.

– Как бы там ни было, – старик оттолкнулся от полки и вздохнул. – Я буду смотреть в оба. Если найду что-нибудь полезное о даркинах, то дам тебе знать. Договорились?

– …Договорились, – Мия поклонилась. – Благодарю, летописец.

– Вам лучше уходить. Да и мне тоже. Слишком много книг. Слишком мало столетий.

Старик провел Мию с Триком через лабиринт полок, толкая впереди тележку с «ВОЗВРАТОМ» и оставляя за собой дорожку из тонкой струйки коричного дыма аж до самых дверей. И хоть Мие казалось, что до них идти и идти, они прибыли к выходу всего через пару минут – лес бумаги и слов остался далеко позади.

– Всего хорошего.

Кивнув ребятам, Элиус улыбнулся и беззвучно закрыл двери.

Трик повернулся к ней с кривоватой улыбочкой.

– Значит, на твоей душе начертаны слова?

– Ой, иди на хрен.

Юноша развел руки и громко заявил:

– Девушка со своей историей!

Мия со всей силы ударила Трика по плечу. Двеймерец отпрянул, а она выругалась, прижимая к себе травмированный локоть. Трик поднял оба кулака и сделал несколько выпадов в ее голову. Мия отмахнулась от него и попыталась пнуть его под зад, но юноша быстро увернулся. Вместе парочка побрела в темноту.

Мия подавила желание снова взять его за руку.

Но с трудом.

В прошлый раз, когда солнца опускались с небес, ей было четырнадцать.

Даже искуснейшие писатели республики так и не смогли достойно описать красоту итрейского заката. На улицах Годсгрейва кровь источала жуткое зловоние – священники Аа приносили тысячи животных в жертву, умоляя Бога Света вернуться как можно скорее. Алое сияние Саана сталкивалось с голубым Саая на горизонте, окрашивая его в угрюмый индиго. На то, чтобы свет полностью погас, уходит три перемены. Три перемены мольбы, бойни и нарастающей истерии, пока Мать Ночи ненадолго захватывала господство над небесами.

А затем начинался Карнавал истинотьмы.

Мия проснулась от звуков кутежа. Постоянные хлопки фейерверков Железной Коллегии предположительно должны были напугать Пасть и загнать ее обратно за горизонт. Девочка вытянула руку, наблюдая, как играют тени. Чувствуя, как наконец расцветает сила, которая росла в ней последние несколько перемен. Взмахнув рукой, она подняла струйкой тени целую стопку книг в воздух, разметав их по всей комнате. По ее прихоти в дело вступили другие тени, раскладывая книги по их законным местам. Девочка одним взглядом открыла дверь спальни. Оделась, не пошевелив и пальцем.

– …Браво… – сказал Мистер Добряк. – …Жаль, у меня нет рук, чтобы поаплодировать…

Мия шлепнула себя по ягодице.

– Я согласна и на поцелуй в мой прекрасный зад.

– …Сначала мне придется его найти…

– Задницы – как хорошее вино, Мистер Добряк. Лучше мало, чем слишком много.

– …Красавица и философ! Мое сердце рвется из груди…

Не-кот опустил взгляд на свою полупрозрачную грудь.

– …Ой, погоди-ка…

Девочка проверила ножи на поясе, в ботинках, в рукаве. Она была тощей, как жердь, с кривой челкой и впалыми щеками, наполненная самоуверенностью, как и любой четырнадцатилетний подросток. Прислушиваясь к тому, что творится внизу, она услышала знакомое бормотание Меркурио, обменивающегося сплетнями с одним из своих постоянных не-покупателей. Старик не любил веселье. В отличие от любого другого жителя Годсгрейва, сегодня ее учитель не сунется на улицы. У него и так хватало там глаз.

– …Значит, ты все-таки решилась это сделать?..

Она посмотрела на своего друга. Веселье схлынуло с ее лица, оставляя его суровым и бледным.

– Это моя лучшая возможность. Я никогда не чувствовала себя такой сильной, как во время истинотьмы. Если и пробираться туда, то сегодня.

– …Тебе стоит сказать об этом старику…

– Он попытается меня отговорить.

– …И тебе не интересно, почему?..

– Во время истинотьмы вся стража уходит, Мистер Добряк.

– …Потому что скоро начнется «Падение». Сотни заключенных будут убивать друг друга за право покинуть Философский Камень. Ты действительно хочешь оказаться среди них?..

– Четыре года, Мистер Добряк. Четыре года они были заперты в этой дыре. Мой брат научился ходить в тюремной камере. Я не знаю, когда моя мать последний раз видела солнца. Ради чего я тренировалась все эти годы, если не ради этого? Я должна освободить их оттуда.

– …Ты – четырнадцатилетняя девочка, Мия…

– И какая часть тебя беспокоит: что я четырнадцатилетняя или девочка?

– …Мия…

– Нет! – рявкнула она. – Сегодня этому придет конец. Ты за меня или против?

Не-кот вздохнул.

– …Ты сама знаешь. Всегда…

– Тогда закроем тему, лады?

Она выпрыгнула из окна. Приземлилась на улицу. Давка и кутеж. Все в карнавальных масках: прекрасных домино, грозных вольто и забавных пунчинелло. Девочка скользнула в толпу, прикрыв лицо маской арлекина и накинув на голову плащ. Прошла мимо вздыхающих возлюбленных на Мосту Клятв, мимо торгашей на Мосту Монет и спустилась вниз на заброшенный пляж. Сняв брезент с украденной гондолы, она вытянула руки и закрыла глаза. Из щелей и закоулков выползли тени, окутывая девочку и лодку покровом ночи.

Спрятавшись во тьме, она поплыла через залив Мясников и скользнула под Мост Безумцев, качаясь на волнах прилива [82] . Выйдя в открытое море, Мия сняла плащ и часами упорно гребла к зловещему каменному шпилю, торчащему из океана. К дыре, в которой ее мама и брат, безнадежные и беспомощные, томились четыре долгих года по приказу Скаевы.

Но не теперь.

Мия причалила к зубчатым скалам – тени благополучно доставили ее в гавань. Тьма подтащила гондолу к берегу, уберегла от острого поцелуя камней, окружающих тюрьму. Мия облизнула губы, вдохнула соленый воздух. Прислушалась к далекому гимну чаек. В недрах Камня уже царило насилие. Мистер Добряк упивался ее страхом и делал свирепой и бесстрашной.