Рик Риордан - Меч Лета [litres]

Насмешка судьбы при такой позиции оказаться сыном древнескандинавского божества, отправиться после смерти в мир для геройских воинов и удостоиться прощальной церемонии в дешевой универсальной часовне для всех конфессий. Если там, наверху, и впрямь есть Всемогущий Босс Всей Вселенной, воображаю, как он в тот момент надо мной насмехался.

При входе в часовню был выставлен мой портрет, обрамленный траурной каймой из гофрированной бумаги. Та же самая идиотская фотография меня пятиклассника, а под ней притулился столик с тетрадкой для соболезнований.

У меня прямо руки чесались оставить там первую запись: «Спасибо за то, что явились на мои похороны. Магнус». Только кто, собственно, на них явится? Рэндольф. Ну, может, и дядя Фредерик с Аннабет, если они еще в городе. Или кто-то из прежних моих одноклассников. Ну и в том случае, если агентство сподобится выставить угощение, вполне вероятно, пожалуют какие-нибудь мои бездомные знакомые. Хотя близко-то я общался только с Блитценом и с Хэртстоуном.

Мне вдруг стало ясно, что все эти размышления – просто попытка оттянуть момент встречи с собственным телом. Не знаю, сколько уж времени я еще переминался с ноги на ногу возле входа, никак не решаясь войти, когда наконец сказал себе: «Хватит!» – и двинулся к помосту.

При виде того, что лежало в гробу, меня прямо скрутило от тошноты.

Не то что мое неживое лицо показалось мне безобразным, но… Вы когда-нибудь слышали собственный голос в аудиозаписи? Он ведь кажется совершенно чужим. Вот и мое лицо мне предстало будто запечатленное неумелым фотографом. Вроде бы я и в то же время ничего общего.

Волосы тщательно зализаны. Кожа покрыта толщенным слоем грима, видимо, с целью скрыть синяки и порезы. Губы застыли в дурацкой полуулыбке, какой я ни разу в жизни не улыбался. А этот дешевый костюм и синий галстучек! Всегда на дух не переваривал синий цвет. Довершали сей омерзительный образ руки, сложенные не на груди, а на животе – видимо, похоронщики таким образом закамуфлировали дыру, которую проделал у меня в брюхе ком раскаленного асфальта.

Нет, все это никуда не годилось! Я вцепился обеими руками в край гроба, пытаясь прийти в себя, но чувство протеста по-прежнему жгло меня с такой силой, будто мне вновь пропахали внутренности раскаленным асфальтом.

Мне-то раньше казалось, вопрос с моим телом четко улажен по моему вкусу. У нас с мамой был договор. Звучит, может, на первый взгляд жутковато, однако на самом деле все правильно. Мама взяла с меня обещание, что, когда умрет, я должен ее кремировать, а прах развеять в лесах Голубых холмов. Если же мне суждено уйти первым, она сделает то же самое и со мной. От идеи, что нас после смерти забальзамируют до состояния химически стабилизированного объекта, выставят на всеобщее обозрение в деревянной коробке, а после зароют в землю, и ее и меня попросту воротило. Нам хотелось остаться навеки с солнцем и свежим воздухом, пусть и невидимыми постороннему глазу пылинками.

– Прости меня, мама. Не смог я сдержать обещание. А теперь вот меня самого хоронят совсем не так, – проговорил я одними губами, и на глаза у меня навернулись слезы.

Ох, как же меня подмывало перевернуть гроб и поджечь это гнусное место! Но я должен был найти меч.

Вполне вероятно, он находился в гробу, но я пока его не видел. Набрав полные легкие воздуха и набравшись решимости, я повел ладонь вдоль обшивки гроба, словно нашаривая потерянную монетку. Безрезультатно.

«А если опять волшебство вмешалось и меч стал невидимым?» – подумалось вдруг. Я простер руку над гробом точно таким же образом, как на мосту Лонгфелло, но не почувствовал ни жара, ни вибрации.

Теперь оставался один вариант – проверить под телом.

Я кинул взгляд сверху вниз на мертвого Магнуса: «Прости, чувак!» – и принялся изо всех сил внушать себе, что это попросту неживая натура, ну, вроде садового пугала. Совершенно не человек уже и, конечно, не я.

Короче, я перекатил это на бок. Оно оказалось куда тяжелее, чем можно было предположить. А главное, зря старался. Только и увидал булавки, которыми похоронщики подкололи пиджак на спине, чтобы лучше сидел, да этикетку на белой ткани обивки: «50 % сатин, 50 % полиэстер. Сделано в Тайване».

Я опустил тело на спину. Волосы мертвого Магнуса растрепались и вздыбились, будто какой-нибудь райский цветок. Старательно сцепленные кисти распались, а средний палец правой руки поднялся вверх в весьма характерном жесте.

Таким этот тип в гробу мне даже чем-то понравился. Хоть действительно стал на меня похож.

– Магнус? – дрожащим голосом раздалось у меня за спиной.

Я чуть не выпрыгнул из своей отстойной футболки.

В дверях стояла моя кузина Аннабет.

Даже не встреть я ее два дня назад в парке, все равно бы сразу узнал. Волнистые светлые волосы, точно такие же, как и в детстве. И столь решительный взгляд серых глаз, словно вдали она четко видела цель, которую поклялась себе уничтожить. Одежда ее разительно отличалась от моей своим качеством: оранжевая куртка «Норд Фейс», черные джинсы и зимние ботинки с высокой шнуровкой. Но все же внешне нас легко было принять за родных брата и сестру.

Она уставилась сперва на меня, а затем на гроб, и лицо ее, искаженное потрясением, мало-помалу стало расправляться.

– Я знала, – произнесла она наконец. – Знала, что ты не умер.

В следующий же миг я оказался в ее объятиях. Как вы уже знаете, мне неприятно, когда меня кто-то касается, однако в объятиях Аннабет я расклеился и рассыпался.

– Ну вот… Видишь… – хрипло выдавил я из себя, часто-часто моргая, чтобы скрыть подступившие слезы, и постарался как можно мягче высвободиться из ее рук. – Действительно рад тебя видеть.

Она, сморщившись, поглядела на труп в гробу.

– Ну, мне, видимо, нужно сейчас воскликнуть: «А я думала, что ты умер, старая задница!»

Мои губы сами собой расплылись в улыбке. Десять лет минуло с той поры, как она последний раз обзывала меня задницей. Мне бы давно надо было увидеться с ней. Сам не пойму, зачем я от нее-то скрывался.

– Как я догадываюсь, тело фальшивое, – проговорила она. – Пытаешься всех убедить, что погиб?

– Не совсем. Хотя теперь уж пусть лучше так и считают, потому что…

Потому что я умер, умолкнув на полуфразе, добавил я про себя. Потому что попал в Вальгаллу, а теперь оттуда вернулся в компании гнома и эльфа. Ну как бы мне это все получше ей объяснить?

– Слушай, – я повернулся ко входу в часовню. – Вот ты на улице, возле двери, не видела эль… ну, одного типа такого? Это там мой приятель на стреме стоит.

– Никого совершенно не видела, – покачала головой она. – Просто вошла в открытую дверь.