Макс Мах - Дама Пик [litres]

– Есть слишком много гитик , – невесело усмехнулась Теа.

– Что, простите?.. – не понял Август.

– Есть свой понятийный аппарат, – тяжело вздохнув, поправила себя Теа.

И совсем уж тихо:

– Учите албанский , месье!

Август на этом внимание заострять не стал, продолжил разговор с последней ноты:

– Вы правы, Теа! – кивнул он. – Понятийный аппарат. Идем дальше.

И они пошли, но двигались медленно и до четвертого ключа дошли только через час.

– И вот теперь, Теа, вы остаетесь лицом к лицу с солнцем мудрецов, или философской серой, заключенной в недрах земли-питательницы, проявляющейся как тонкий красный пепел. Вы следите за тем, что я делаю?

– Повторить? – Звучит с вызовом, но и то сказать – устали оба, а процесс еще отнюдь не завершен.

Одно хорошо – Теа опытов не боится и, похоже, хорошо знакома с ретортами, перегонным кубом, тиглями и прочей алхимической посудой.

– Откуда вы все это знаете? – не выдержал наконец Август. – Вы ведь не в первый раз видите реторты и змеевики!

– Конечно, не в первый! – отмахнулась от него Теа. – Я в школе химию изучала.

– Школа? [24] Август имеет в виду латинскую трактовку термина schola в духе Плутарха – «учебные занятия», «беседа философов». – не поверил своим ушам Август. – Вы имеете в виду schola ?

– Ну вроде того… – задумалась Теа. – Но лично я училась в лицее.

– Вы учились в лицее [25] Начиная с 18 в. лицей – среднее (или высшее) учебное заведение в некоторых странах Европы. ?.. – опешил Август, с трудом представляя девушку в этом чисто мужском учебном заведении.

«Но, с другой стороны, – возразил он себе, – если она могла учиться в университете, то могла и в лицее!»

– Сколько времени вы посещали лицей? – Ну не мог он не спросить, вот и спросил.

– Одиннадцать лет, а что?

– Боги! – взмолился Август. – Что можно изучать одиннадцать лет?

– Ну, не знаю… – растерялась Теа. – Математику учили, геометрию и алгебру, историю, географию, язык, литературу, физику, химию… Ну там еще рисование, музыка, спорт…

– Физика – это натурфилософия?

– Оптика, – пожала плечами Теа. – Механика, электричество…

– Вы крайне образованная женщина, Теа, – чуть поклонился Август.

И, верно, не из простой семьи! Кто еще может оплачивать образование женщины в течение полутора десятков лет?

– Да уж, образованная… – Как бывало уже не раз, настроение Теа резко изменилось. – Образованная…

Изумрудно-зеленые глаза наполнились слезами, рот искривился…

Ох как неудачно!

– Зачем вообще мне нужна вся эта заумь?! – Слезы уже вовсю текли по ее божественно красивому лицу. – Зачем?!

– Затем, что Теа д’Агарис была чрезвычайно сильной колдуньей, – устало объяснил Август, – разносторонне образованной колдуньей, и среди прочего уделяла много времени алхимическим опытам. В ее доме до сих пор сохранилась весьма серьезная алхимическая лаборатория…

« Ее дом ! – вдруг вспомнил Август. – Боги! Ее дом! Как я мог забыть о ее доме?!»

Вилла Аури, день семнадцатый

С утра примеряли новые наряды. Теа уходила в смежную комнату, где Маленькая Клод и женщина, работающая на Мартина Кунста, помогали ей сменить платье. Потом она выходила в гостиную, где терпеливо ожидал Август, и демонстрировала ему очередной наряд, а также туфли к нему, веера и монокли, перчатки и прочее все. На самом деле она была настолько красива, что ей подходил буквально любой наряд, но Август искал тот единственный, неповторимый образ, в котором женщина появится в палаццо Феарина. Первое впечатление определит и все остальное. Если общество увидит в ней настоящую графиню Консуэнскую, поверит в возвращение Теа д’Агарис, восхитится женщиной и примет как ту, кто она есть, им не придется никому ничего доказывать. За них это сделает общественное мнение.

Августу нравились все наряды, но особенно два платья: зеленое, в цвет глаз, и бронзовое, в цвет волос. Теперь надо было выбрать одно из них и купить к нему подходящие драгоценности.

Изумруды или топазы и рубины? Купить и то и другое он, к сожалению, не мог. И не забыть найти для Теа хорошего куафера…

Волосы у женщины – изумительной красоты. И дело не только в цвете. Длина, фактура… Что есть, то есть. Но без хорошей прически дама не дама. Особенно на балу в королевском дворце.

– Что скажете, Теа? – спросил он вслух. – Самой вам какое платье больше нравится?

Сейчас Теа была одета в бронзовое платье. Стояла перед ростовым зеркалом, смотрела на зазеркальную себя, и было совершенно непонятно, какие чувства при этом испытывает. Лицо холодное, можно сказать, жесткое. Глаза потемнели, по цвету удаляясь от изумрудов и приближаясь к малахиту. Но Август знал совершенно определенно, что сейчас она не злится, а что конкретно скрывается под маской холодного равнодушия – поди знай! С одинаковым успехом она могла в следующее мгновение как рассмеяться, так и заплакать. И то и другое было для нее естественно, как, впрочем, и это холодное лицо статуи.

– Скажите, Август… – И голос под стать выражению лица, прохладный, поскрипывающий, как тонкий ледок под ногами в суровую зиму. – Мне интересно знать ваше мнение. Мужской взгляд, если угодно… Вы смогли бы влюбиться в такую суку?

«Она что, издевается?! – возмутился Август, чувства которого к Теа за прошедшее время не только не ослабли, но, кажется, только усиливались день ото дня. – Вот же ведьма паршивая! Действительно сука!»

– Теа, будьте любезны, перестаньте ругаться! – сказал он вслух. – Бранные слова не подходят к вашему впечатляющему облику.

– Хорошо, заменим суку на стерву. Так лучше?

– Вы же знаете, что нет, – тяжело вздохнул Август, он никак не мог понять, в какую игру играет женщина. То ли флиртует с ним, то ли провоцирует, а возможно, просто издевается.

– Вы не ответили на мой вопрос!

«Упрямая стерва!»

– Влюбиться, наверное, могу, но вряд ли из этого выйдет что-нибудь путное, – как можно более нейтральным тоном ответил Август. – Утром, за завтраком, вы были… как бы это сказать? Более человечны. Так, пожалуй.

– Так, значит, я бесчеловечна? Монстр? Убийца радости? – прищурилась Теа. Как хищник, вернее, как прицеливающийся стрелок.

– Не монстр, – покачал головой Август, – но любить такую женщину опасно для жизни.

«И душевного здоровья…»

– Серьезно? – Бровь поползла вверх, в глазах появился мгновенный блеск, губы чуть раздвинулись. Еще не улыбка, но уже кое-что. И это «кое-что» оказалось настолько возбуждающим, что Август только что не вспотел.

– Сейчас вы нравитесь мне больше, – вынужден был признать он.

– На вас, Август, не угодишь! И эдак плохо, и так нехорошо!