Ярослав Гжендович - Конец пути [litres]

– Что ты делаешь?.. – пробормотал Вуко.

И тогда увидел лицо Сильфаны: бледное как полотно, со стеклянными от слез глазами.

– На палубу… Смотри… – начала она.

Он прыгнул наверх, перескакивая через несколько ступеней, с сердцем, ставшим льдом. Видел все глазами души. Так отчетливо, словно лицезрел это уже сотни раз. Отрубленные головы на копьях. Пять – рядком, на самом берегу реки. Грюнальди, Спалле, Варфнир, Хвощ, Ясень. Прикрытые веки, помутневшие глаза, раскрытые рты, кровавые обрубки шеи, надетые на наконечники.

Он выскочил на палубу и бросился к релингу.

Увидел темную свинцовую воду, клубы тумана, едва видимые абрисы берега и одинокую скалу, торчащую над рекой из тумана.

А на вершине ее – фигуру сидящего человека.

Человека с удочкой.

Они подплыли ближе, проступили абрисы хвойных деревьев, растущих на берегу, скала уплотнилась и оказалась наклонной плоскостью, встающей метра на три над водой, а мужчина свернул леску, выругался, увидев пустой крючок, а потом встал, поправляя свою кожаную шапочку с коваными полями, а когда волчий штевень проплыл мимо – ухватился за ванты и ловко соскочил на палубу.

– Я охотно поплыву за море, в город, где и отхожее место из камня, – заявил Грюнальди. – Можете причалить дальше, около поваленного ствола, и выбросить трап?

Драккайнен молчал, остолбенев. На голову волка на носу уселся ворон и издал торжествующий звук: казалось, сухая ветка скрипнула под переброшенной веревкой.

– Отрезали нам дорогу, – пояснил Последнее Слово. – Вылезли отовсюду и бежали к Тракерине, словно там встал дармовой бардак. Нам пришлось переждать, а когда они прошли, мы потерялись в этом вшивом тумане, только птица нас и вывела. Мы знали, что не успеем к Земле Огня, и пошли напрямик. Переждали конвой, потому что опасались тех, в белых кафтанах и с ведрами на головах: они ж жгут все, что только ни увидят.

– А откуда уверенность, что последним пойдет не огненный корабль?

– Я знал, что последним будешь ты.

Кормовой якорь упал в воду, веревка натянулась со скрипом, тормозя корабль, упал трап.

Четверо Ночных Всадников выехали между деревьями прямо на палубу, стуча копытами, последний вел пустого коня.

Трап втянули.

– Когда отосплюсь – устрою тебе, – процедил Драккайнен. – Думаю, уже в Саду.

На самом деле он проспал только двадцать один час.

Когда вышел на палубу, они как раз миновали Змеиную Глотку, потом устье реки и залив, где они вдруг выплыли из тумана прямо в ослепительное солнце, синее небо Мидгарда и в море, полное рядов надутых парусов с символом дерева в круге. Еще один груз людей и товаров плыл на север. Прямо к стенам Ледяного Сада.

Когда человек прибывает в новое место, он сперва должен его изучить. Узнать. Не только где находится кабак, где стоят караваны или дом, в котором он живет, или то, как попасть на рынок или туда, где можно купить еду. Он должен научиться и тому, как выглядят местные обычаи, узнать пару слов на языке, на котором говорят обитатели, узнать запахи, вкусы, звуки и цвета места, куда он попал. Он должен позволить, чтобы место это немного изменило и его самого.

Когда же путников несколько тысяч – все иначе. Кроме того, что они должны выучить новое место, – место должно обучиться им. Когда странствует целый народ, он изменяет место, куда прибывает. Даже когда прибывает мирно туда, где его ждут и где предлагают гостеприимство. Приносят собственные обычаи, звуки своего языка, своей музыки, свои приправы и даже свои проклятия. А еще – обычные и ежедневные вещи, такие, как пиво и хлеб или печеное мясо, обладают собственным вкусом в любой стране.

Я стоял на борту рядом с Фитилем, когда он впервые увидел Ледяной Сад. День был прекрасный, а потому крыши и башни сверкали, будто шлифованный хрусталь, стреляя в небо, а ряды стен и укрепления портов были словно гордо сложенные на груди руки.

В первый миг он даже отступил, открывая в остолбенении рот. Потом он покачал головой и произнес:

– Ну и высота…

Издали он видел только главные башни, вырастающие со склона горы, а за ними – еще одно кольцо и светлый клиф внизу. По мере того как они подплывали ближе, ему приходилось все сильнее запрокидывать голову, все еще не закрывая рот. Все, кто плыл на нашем корабле и теперь толпился на борту, стояли с таким же выражением лица. Я же чувствовал себя так, словно возвращаюсь домой. Впервые за несколько лет. И одновременно меня распирала гордость, словно Сад был моей собственностью или же я выстроил его своими руками.

– Для чего эти башни? Там живут?

– Ниже есть дома. Другие, чем у нас, они соприкасаются стенами, они поуже и повыше, но вполне удобны. Башни, они… Ну, для наблюдения, – честно говоря, я и понятия не имел, зачем все эти башни. – Там есть еще деревья, гостиницы, сады и базары. Как в настоящем городе.

– И урочище, – сказал Тень из-под своей кольчуги. – Этого ты нам не сказал. Чувствуется аж сюда.

– Этот город породил вулкан, которым владел Деющий. И я вам об этом сказал. И на что вы надеялись? Это не Амитрай, но и не Киренен, и тут другие законы. Я был Носителем Судьбы, а не ее творцом. И то, чтобы привести вас сюда, придумал не я, поскольку я и не думал, что нечто подобное возможно. Это придумал еще один Деющий.

– Тот, который желает убить Нагель Ифрию?

– И ее, и короля Змеев. Он прибыл в этот мир, чтобы подправить то, что испорчено, и для того, чтобы убрать Деющих. Я не понимаю до конца, что он намерен делать, и не знаю, что случится. Я сделал то, что приказал император, чтобы спасти кирененцев. То, что проявило себя в обряде Вопроса. Но я не знаю, что это был за вопрос, и тем более не знаю ответа. Я не знаю будущего.

– Будет война, – заявил Тень. – Ты ведешь нас на войну.

– Судьба ведет нас на войну, не я. Я был посланником.

– Я знаю только, что война наступит – больше ничего. То, что случится позже, еще не решено и похоже на туман. Потому не понятно, принесет ли эта война нам что-то хорошее или что-то злое.

– А что хорошего может принести война? – спросил я. – Это только необходимость одолеть врагов. Порой это просто нужно.

– Хотя бы то, что, если мы защитим город, он и правда станет нашим домом.

– Взгляните на эти стены, – сказал Фитиль. – На все эти машины. Этот город может быть неприступным, если здешним обитателям хватит духу. Если нет – не поможет ни высочайшая стена, ни мощнейший требушет. Нас ждет битва. На этих стенах мы будем в лучшей ситуации, чем загнанные в долину, когда за стеной только скалы и пустыни.