Клайв Стейплз Льюис - Космическая трилогия [litres]

– Да, – сказал он, – да… конечно… иду.

Они вывели его из комнаты. В доме было уже тихо. Когда Марк споткнулся, они взяли его под руки. По длинным коридорам, которых он не видел, они дошли до ярко освещенных мест, где пахло чем-то непонятным. Филострато что-то сказал в отверстие; открылась дверь.

Марк оказался в помещении, похожем на операционный зал. Встретил их какой-то человек в белом халате.

– Снимите костюм, – сказал Филострато.

Раздеваясь, Марк увидел, что стена напротив него вся в каких-то счетчиках. По полу к стене тянулись трубы и шланги, и казалось, что перед тобой многоокая тварь с щупальцами. Человек в халате смотрел на дрожащие стрелки. Когда все трое разделись, они долго мыли руки, и Филострато вынул щипцами из стеклянного бака три белых халата. Дали им и маски, и перчатки, как у хирургов. Потом на счетчики смотрел Филострато.

– Так, так, – сказал он. – Еще немного воздуха. Нет, меньше, до деления 0,3. Теперь свет. Немного раствора. Так. – Он обернулся к Стрэйку и Стэддоку. – Готовы.

И он повел их к двери в многоокой стене.

– Это был самый страшный сон, – сказала Джейн следующим утром. Она сидела в голубой комнате перед ним и Грейс Айронвуд.

– Да, – сказал он. – Пожалуй, вам труднее всего… пока не начнется битва.

– Мне снилась темная комната, – сказала Джейн. – Там странно пахло и раздавались странные звуки. Потом зажегся свет, очень яркий, но я долго не могла понять, на что смотрю. А когда я поняла… я бы проснулась, но я себе не позволила. Сперва мне показалось, что в воздухе висит лицо. Не голова, лицо, вы понимаете. Борода, нос, глаза, нет, глаз не видно за темными очками. А над глазами – ничего. Когда я привыкла к свету, я очень испугалась. Я думала, это маска на шарике, но это была не маска. Скорее это был человек в чалме… я никак не могу объяснить. Нет, это именно голова, но срезанная, верх срезан… и что-то… ну, выкипало из нее. Что-то лезло из черепа. Вокруг была какая-то пленка, не знаю, как прозрачный мешок. Я увидела, что масса эта дрожит или дергается, и сразу подумала: «Убейте же его, убейте, не мучайте!..» Лицо было серое, рот открыт, губы сухие. Вы понимаете, я долго смотрела на него, пока что-то случилось. Скоро я разобрала, что оно не держится само собой, а стоит на каком-то стояке, на полочке, не знаю, а от него тянутся трубки. То есть от шеи. Да, и шея была, и даже воротничок, а больше ничего – ни груди, ни тела. Я даже подумала, что у этого человека – только голова и внутренности, я трубки приняла за кишки. Но тут я увидела, что они искусственные – тонкие резиновые трубочки, какие-то баллончики, зажимы. Трубки уходили в стену. Потом наконец что-то случилось…

– Вам не дурно, Джейн? – спросила Грейс Айронвуд.

– Нет, ничего, – сказала Джейн. – Только трудно рассказывать. Так вот, внезапно, как будто машину пустили, изо рта пошел воздух с каким-то сухим, шершавым звуком. Потом я уловила ритм – пуф, пуф, пуф, – словно голова дышала. И тут случилось самое страшное – изо рта закапала слюна. Я понимаю, это глупо, но мне его стало жалко, что у него нет рук и он не может вытереть губы. Он их облизал. Как будто машина налаживалась… Борода совсем мертвая, а губы над ней шевелятся. Потом в комнату вошли трое, в белых халатах, в масках, они двигались осторожно, как кошки по стене. Один был огромный, толстый, другой – худощавый. А третий… – Джейн остановилась на секунду. – Это был Марк… мой муж.

– Вы уверены? – спросил хозяин.

– Да, – сказал Джейн. – Это был Марк, я знаю его походку. И ботинки. И голос. Это Марк.

– Простите меня, – сказал хозяин.

– Потом все трое встали перед головой, – продолжала Джейн, – они поклонились ей. Я не знаю, смотрела она на них или нет, – темные очки. Сперва она вот так дышала. Потом заговорила.

– По-английски? – спросила Грейс Айронвуд.

– Нет, по-французски.

– Что она сказала?

– Я не очень хорошо знаю французский. И говорила она странно. Рывками… как будто задыхалась. Без всякого выражения. И конечно, лицо у нее не двигалось…

– Хоть что-то вы поняли? – спросил хозяин.

– Очень мало. Толстый, кажется, представил ей Марка. Она ему что-то сказала. Марк попытался ответить, его я поняла, он тоже плохо знает французский.

– Что он сказал?

– Что-то вроде: «Через несколько дней, если смогу».

– И все?

– Да, почти все. Понимаете, Марк не мог это выдержать. Я знала, что он не сможет… я даже хотела ему сказать. Я видела, что он сейчас упадет. Кажется, я пыталась крикнуть: «Да он падает!» Но я не могла, конечно. Ему стало плохо. Они его уволокли.

– И все? – спросила наконец Грейс Айронвуд.

– Да, – сказала Джейн. – Больше я не помню. Я, наверно, проснулась.

Хозяин глубоко вздохнул.

– Что ж, – сказал он Грейс Айронвуд. – Становится яснее и яснее. Надо сейчас же это обсудить. Все дома?

– Нет, доктор Димбл поехал в город, у него занятия. Он вернется только вечером.

– Значит, вечером и соберемся. – Он помолчал и обратился к Джейн: – Боюсь, это печально для вас, дитя мое, – сказал он, – а для него еще печальней.

– Для Марка, сэр?

Хозяин кивнул.

– Не сердитесь на него, – сказал он. – Ему очень плохо. Если нас победят, плохо будет и нам. Если мы победим, мы спасем его, он еще не мог далеко зайти. – Хозяин снова помолчал, потом улыбнулся. – Мы привыкли беспокоиться о мужьях. У Айви, например, муж в тюрьме.

– В тюрьме?

– Да, за кражу. Он хороший человек. С ним все будет хорошо.

Как ни страшно и гнусно казалось Джейн то, что окружало Марка, этому все же нельзя было отказать в величии. Когда же хозяин сравнил его участь с участью простого вора, Джейн покраснела от обиды и не сказала ничего.

– И еще, – продолжал хозяин дома. – Надеюсь, вы поймете, почему я не приглашаю вас на наше совещание.

– Конечно, сэр, – сказала Джейн, ничего не понимая.

– Видите ли, – сказал хозяин, – Макфи считает, что, если вы узнаете нашу догадку, она проникнет в ваши сны и лишит их объективной ценности. Его переспорить трудно. Он скептик, а это очень важная должность.

– Я понимаю, – сказала Джейн.

– Конечно, речь идет только о догадках, – сказал хозяин. – Вы не должны слышать, как мы будем гадать. О том же, что мы знаем достоверно, знать можете и вы… Макфи сам захочет вам об этом поведать. Он испугается, как бы мы с Грейс не погрешили против объективности.

– Я понимаю… – снова сказала Джейн.

– Я бы очень хотел, чтобы он вам понравился. Мы с ним старые друзья. Если нас разобьют, он будет поистине прекрасен. Что он будет делать, если мы победим, я и представить себе не могу.

Наутро, проснувшись, Марк почувствовал, что у него болит голова, особенно затылок, и вспомнил, что упал… и только тогда вспомнил все. Конечно, он решил, что это страшный сон. Сейчас это все исчезнет. Какая чушь! Только в бреду он видел когда-то, как передняя часть лошади бежит по лугу, и это показалось ему смешным, хотя и очень страшным. Вот и здесь такая же чушь.