Ник Перумов - Небо Валинора. Книга первая. Адамант Хенны [litres]

Бедолага Строри поэтому тратил уйму времени, пытаясь посредством гребня привести браду в надлежащий, по его мнению, вид.

– Оставь его, Торин, – хоббит пытался заколоть нарядный плащ хитрого вида фибулой с замысловато свернувшимся на ней бронзовым зверем. Король Эодрейд был щедр и своих одаривал, не скупясь, особенно одеяниями – пусть Эдорас и Медьюселд, Золотой Зал королей Рохана, будут вновь ярки и праздничны!..

От подарков правителя не откажешься, приходилось носить. Эодрейд не терпел оправданий убогости «военным лихолетьем».

– Мы успеем, – продолжал Фолко, одолев, наконец, в упорном поединке фибулу. – Впрочем, кто из Маршалов нами недоволен, тот так недовольным и останется, явись мы хоть первыми, хоть последними.

Торин только фыркнул в бороду.

Время, когда друзья робко заглядывали в обиталища сильных мира сего, сгинуло безвозвратно. Они сами сделались сильными; теперь не они искали службы, но служба искала их.

В том числе и служба недавним врагам.

В 1726 году орочья орда, невесть как забредшая так далеко на закат, – скорее всего, остатки гундабадских кланов, – ворвалась в Хоббитанию с юго-востока, откуда орков ну никак нельзя было ожидать. На беду находников, самому Фолко и его спутникам-гномам именно тогда случилось оказаться в Забрендии; быстро собравшееся ополчение невысокликов испытанным уже способом повисло на плечах быстро продвигавшихся орков, заманивая их в засады, осыпая стрелами чуть ли не из-за каждого пня.

А когда орда развернулась, не выдержав отпора, в спину им вдобавок ударил отряд самых отчаянных сородичей Фолко во главе с ним самим и гномами.

Разгром был полный.

Вскоре после этого к восточной границе Хоббитании, к месту, назначенному для переговоров с хоббитами ещё королём Элессаром, явился посланник от правителя истерлингов, захвативших Арнор и устроивших там собственное королевство.

Правитель этот, Терлинг, как звали его арнорцы, оказался умён и дальновиден. Он негодовал, что оказались нарушены мудрые указы Великого Короля, от которого, как уверял, не моргнув глазом, истерлинг, идёт и его собственный род.

Новый хозяин Аннуминаса заявил, что вновь и вновь подтверждает эти указы. Арнорские писцы, пошедшие на службу к новым хозяевам, развернули перед хоббитами внушительного вида свитки, украшенные многоцветными печатями – неприкосновенность земли народа половинчиков объявлялась полной и всеобщей.

Гномам же и Фолко посланник Терлинга предложил службу. Предложил именем короля – так, словно это было самым обычным делом.

– Моему королю служат многие и из разных земель, – ровно говорил он, пристально глядя на неразлучную троицу. – И далеко не одни лишь истерлинги. Арнор будет домом для всех, кто станет верно служить его короне, в каком бы племени он ни был рождён. Хватает полков, где вас встретят с почётом. Кто с кем успел скрестить мечи – неважно. Было и прошло. Зато теперь вы сможете добыть себе ещё большей славы, мы же, в свою очередь, не пожалеем золота!..

…Им стоило немалых трудов отказаться так, чтобы не вызвать гнев хитрого и подозрительного истерлинга.

И потом история повторялась.

Правитель беорнингов предлагал лучшие лены в своих владениях, если Фолко и гномы согласятся стать военачальниками в лесном королевстве.

Этчелион, герцог захваченного восточными племенами и харадримами Итилиена, едва не посадил всю троицу под замок, узнав, что они намереваются оставить его отряд.

Друзья привыкли. Не сосчитать, сколько раз они вступали в армии Рохана, Гондора или Беорнингов, но после победы всякий раз уходили. Почести – почестями, но оседать, обзаводиться «домом» – нет, это не для них. Эодрейд понял их первым и не навязывал друзьям свою волю. Наверное, потому Фолко, Торин и Малыш чаще всего оказывались именно в рядах роханского войска; а может, оттого что владыка Эдораса настойчивее других сражался за то, чтобы мир, до неузнаваемости преображённый Олмеровым нашествием, хоть немного бы стал походить на прежний.

Нынешнее войско Рохана не составляло и трети того, что насмерть стояло на Андуине с Исеной. Собрали кровавую дань и тяжкий зимний переход через Мглистый, и последующие годы войны – уже восемь лет прошло с тех пор, как, перезимовав в долине Андуина, армия Эодрейда ворвалась в Рохан, довольно быстро отбив Эдорас и освободив осаждённые ховрарами горные убежища.

Однако мир так и не настал. С самого восстановления Роханской марки, провозглашённого 28 апреля 1724 года по летоисчислению Хоббитании, война на границах не утихала ни на один день. Пожар её то разгорался, то вновь приугасал – но так и не исчез.

Бывшего «хоббита не от мира сего», книжного червя, изобретавшего тысячу и один способ отвертеться от прополки, румяного и круглощёкого, сейчас едва бы узнала собственная семья. Ему исполнялось тридцать восемь – для народа половинчиков лишь самое начало зрелости.

Тридцать восемь, всего ничего, старый Бильбо Бэггинс только посмеялся бы, на юнца глядючи, – мальчишка, мол, какие тебе ещё там приключения!.. – но сейчас никто из сородичей не дал бы Фолко меньше пятидесяти.

Война берёт своё, даже если тебя невредимым выводят из битв и стычек мифрильные доспехи и собственное боевое умение. Да, ты привык спать, укрываясь в лучшем случае собственным плащом или вовсе одним небом; привык, не мигая, брать прицел и не задумываться, заслуживает или нет смерти тот, в кого миг спустя вонзится твоя стрела. Ты привык отдавать приказы, отправлять людей в бой, зачастую – на смерть, и хладнокровно выслушивать донесения о потерях.

Он стал поистине «мастером Холбутлой». Фолко, сын Хэмфаста, хоббит из почтеннейшей и уважаемой всеми семьи, казалось, уснул надолго, если не навсегда.

Неизменными оставались для него другие вещи: мифрильный доспех, например, или гундабадский трофей Короля-без-Королевства, клинок Отрины, чьё лезвие навек украшено невянущими голубыми цветами.

Фолко не расставался с оружием ни днём, ни ночью; за десять лет истёрлись и износились кожаные ремешки, их заменили выкованные Малышом тонкие, но очень прочные цепочки.

Гномы, несмотря на все передряги и перипетии, изменились мало, человеческий глаз и вовсе не заметил бы разницы. Подгорное Племя отличается долголетием, два с половиной века для них – тот возраст, когда ещё выходят на бранное поле, стоят в хирде и крепко держат топор.

А Фолко сильно изменился уже тогда, когда судьба вывела его на стены Серой Гавани. Десять последующих лет набирался опыта, поднимаясь всё выше в тех армиях, куда посылала его судьба. Он не стал наёмником, солдатом удачи – нет, он воевал за то, чтобы Запад вновь стал бы прежним. В Рохане это почти удалось сделать, и Гондор уже восемь лет как вернул себе Минас-Тирит; дело теперь за Арнором, и Фолко верил, что придёт день, когда над башнями Аннуминаса вновь взовьётся бело-синее знамя – знамя, под которым он впервые пошёл в бой.