Григорий Шаргородский - Чужая месть

К анекдотам, чтобы не приелись и совсем уж не свалиться в пошлость, прибегал нечасто, но и обычных бесед нам хватало. Говорили о многом – она просвещала меня в вопросах культуры и искусства, а я рассказывал ей страшные сказки о ведьмах, вурдалаках и упырях, бо́льшая часть которых была почерпнута из творений Лавкрафта, Кинга, Кунца и других классиков жанра. Да и без голливудских сюжетов не обошлось. Баронесса прекрасно понимала, что я вру как сивый мерин, но слушала с упоением. Ей действительно надоели слащавые стишки и бренчание на лютне.

К разочарованию Давы, еще в первую нашу встречу Оля шепнула мне, чтобы я почаще приезжал сам. Мы много гуляли по благоухающему удивительными ароматами саду, слушали музыку с граммофона и ели варенье из лепестков сакуры, запивая его отваром из листьев.

Гадость редкостная, о чем я, не стесняясь, заявил гостеприимной хозяйке. Она лишь посмеялась в ответ, добавив, что ради омоложения некоторые согласны терпеть и не такое. Еще она пробовала научить меня танцевать, но вынуждена была горестно развести руками. Не то чтобы я был настолько безнадежен, просто без страсти к этому делу достичь высот в танце невозможно.

Хочу отметить, что это ее слова, а не мои.

На четвертый день нашего знакомства мне удалось все же пробиться сквозь странные комплексы баронессы. Это случилось во время представления мне чудодейственных прудов. Пока народу в «дачах» было маловато – сезон только начинался. Поэтому по вечерам у прудов никого не было. Сибирская весна даже вблизи от Стылой Топи не особо щедро дарила тепло, и до купального сезона было еще далеко. Но и этот фактор учитывался предприимчивой баронессой. На берегах обоих прудов в части прилегающих к центральному дому берегов были оборудованы беседки с кабинками для переодевания и каменные ступени в воду, почти сплошь поросшую действительно голубыми кувшинками. Даже листья этих растений отливали синевой. Для купаний в плохую погоду имелись каменные бассейны, куда по системе труб через обогревательный котел закачивали целебную воду из прудов.

Вот знакомясь с достоинствами этой процедуры, я и затащил в бассейн Олю. Воздух был прохладен, вода как парное молоко, а баронесса прекрасна и умела. Еще один неплохой опыт – утонченная страсть с ноткой грусти.

О том, что белая полоса подошла концу, я понял, когда в мой кабинет влетел Чиж. Глаза парня были большими и круглыми, как два блюдца, но при этом в них плескался дикий восторг.

– Там дерижбабль! – заявил Чиж и ткнул пальцем в потолок.

– Сколько раз можно говорить? Не дерижбабль, а дирижабль. Он где пришвартовался, снова рядом с ратушей?

– Нет, туточки, над нами висит! – выпалил Чиж и сделал глаза еще больше, хотя, казалось, уж некуда.

Да, белая полоса закончилась, и началась не то чтобы черная, а, скажем так, пестрая. Я заметил, что если белая полоса небольшая, то и черная не такая уж длинная и мрачная.

Ох, как же я ошибался!

Переодеваться в мундир для встречи не очень-то дорогих гостей я не стал и вышел к ним в образе последователя Льва Толстого. В смысле графа из моего мира, здесь такого я не нашел. Даже специально спрашивал Олю. Были свои корифеи литературы, но их имена мне ничего не говорили.

В общем, на крыльцо я вышел в домашней одежде, то есть в косоворотке, шароварах и мягких сапожках с коротким голенищем. Это зрелище немного сбило лейтенанта Митрохина с толку, но он быстро оправился.

Контролировавшие положение лифтовой корзины матросы были заняты своим делом и на окружающее внимания не обращали. Ветер над Топинском был умеренным, но все равно огромную сигару дирижабля немного сносило в сторону. Хорошо хоть не заякорились за шпиль каланчи – не то оторвали бы что-нибудь нужное. В основном правильное положение в пространстве аппарат сохранял за счет доработки винтами.

– Господин видок, у меня к вам срочная депеша, – козырнул мне лейтенант и протянул пакет. – У вас не более пяти минут на сборы.

А вот это уже серьезней.

В пакете обнаружились даже не письма, а две короткие записки – одна от графа Скоцци с просьбой прибыть к нему по важном уделу, а другая – приказ генерал-губернатора, переводящий меня во временное подчинение чрезвычайного полномочного посланника.

– Хорошо, господин лейтенант, мы соберемся буквально за минуту, – ответил я, не став никак величать собеседника, так как мы были в одном классе табели о рангах.

– Мы? – удивился лейтенант.

– Да, я и мой помощник.

– Мне приказано поднять на борт только вас и ваш багаж весом не более восьмидесяти фунтов. Ни о каких других людях приказа не было.

Незадача получается. Почему-то, вместо того чтобы думать о преодолении запрета, я стал пересчитывать в голове фунты в килограммы. Получалось где-то в районе тридцати.

Так, не о том забочусь.

– Но мне для работы нужен ассистент и охрана.

Последнее я сказал напрасно.

– Не бойтесь, охрану мы вам обеспечим, – искривив губы в надменной усмешке, выпалил лейтенант.

И какая муха его укусила? При нашем первом знакомстве лейтенант производил впечатление вполне адекватного человека.

– Это вы сейчас так неуклюже попытались меня оскорбить?

Ну и что теперь ты будешь делать?

Зашоренному правилами о безоговорочном сохранении чести и лица местному жителю тяжело тягаться в завуалированном хамстве и софистике с человеком, которого воспитали в эпоху победившей демократии.

Бедолага подвис, не понимая – отвечать на мой вроде бы трусливый вопрос или реагировать на завуалированное оскорбление. Но время уходило, и если лейтенанту я мог надерзить, то оправдываться за задержку перед кавторангом не хотелось.

– Ладно, это был риторический вопрос, а сейчас будет вполне насущный. Насчет моего помощника это приказ капитана или ваше предположение?

– Приказ капитана второго ранга, – прорычал летеха, которого я взбесил совершенно без насущной необходимости. – Только багаж, и все. У вас пять минут. Точнее, уже четыре.

Можно было спросить, что они собираются делать, если я задержусь, но это уже форменное ребячество. Лейтенант и так уже чуть ли не копытом рыл. Не факт, что он выбросит меня ночью с высоты в пару километров, но напакостить по-маленькому вполне способен. Впрочем, мое более вежливое поведение вряд ли могло что-то изменить – парень на землю ступил в уже заведенном состоянии. Так что я не стал продолжать пикировку, а вернулся в дом. Сразу начал орать как при аврале:

– Василич, неси в гостиную тройной набор припасу! Чиж, в мой кабинет собирать чемодан!

Взбежав по лестнице, я начал перекладывать оружие и снаряжение в оружейный баул. Чиж забежал следом, перетащив объемный чемодан на кровать, и замер.