Григорий Шаргородский - Чужая месть

Я небольшой специалист в определении возраста китайцев, но малышне было не больше восьми-десяти лет.

Мне дико захотелось вырваться из транса, но, как ни странно, это не получилось – тело сковало оцепенение. Так что пришлось наблюдать дальше.

Толстяк удовлетворился расстановкой и замахал руками на помощников. Они закрепили факелы на стенах и удалились, а жрец начал бегать между детишками и что-то совать им под нос.

Кажется, ребятня была одурманена какой-то дрянью, и от действий этой сволочи они начали приходить в себя.

Как хорошо, что я могу только видеть, а не слышать образы прошлого. Но плохо, что я чувствую эмоции. Эмоции тех, кто скоро погибнет, или же их убийц. В волне детского страха эмоций жреца не ощущалось, а значит, убивать детей будет кто-то другой.

И, кажется, я догадываюсь, кто именно. Ихей появился через пару минут, и то, как долго тянулось предисловие к предстоящему кошмару, пугало меня все сильней.

На фоне дурных предчувствий я даже не сильно удивился, когда кузен императора начал трансформацию. А посмотреть там было на что.

Он встал на колени и уперся руками в пол.

Мои первые впечатления об императорском родственнике оказались пугающе верными. Да и прозвище цинского аристократа не являлось пустой лестью. Он – действительно дракон.

Первыми начали меняться руки, превращаясь в короткие чешуйчатые лапы с длиннющими когтями. Это было единственное соответствие в построении тела двух ипостасей. Лицо Ихея закрыло основание длинной шеи формирующегося существа, а туловище и ноги стали основой для змеиного тела. В итоге получился дракон длиной метров двадцать от рогатой головы и до хвоста, покрытого то ли перьями, то ли шерстю. Эта самая непонятная растительность шла от мощной гривы вдоль всего позвоночника.

Общий объем псевдоплоти, созданной энергентом-симбионтом, превышал массу тела носителя раз в десять, хотя, по искренним уверениям профессора Нартова и сведениям из «Бестиария», такое в принципе невозможно.

И что, мне теперь не верить своим собственным глазам?

Стремительным змеиным движением дракон заскользил между орущими детьми и принялся плотоядно заглядывать им в лица. От волны первозданного ужаса меня буквально начало выворачивать наизнанку, но этого крещендо страха дракону было явно мало. Он рычал на своих жертв, показывал длиннющие клыки и даже облизывал детей раздвоенным языком.

И все это время ставший ощутимым на вкус кисло-жгучий страх разбавляло гнилостно-сладкое удовольствие мучителя. Каждой по́рой своего тела я ощущал, как разлитый в воздухе ужас напитывает энергента-дракона и делает его значительно сильнее.

Когда концентрация ужаса начала спадать из-за отупения изможденных жертв, дракон резким движением откусил одну из маленьких голов и тут же выплюнул ее на пол, доведя крещендо детского страха до нового пика, хотя, казалось, больше уже некуда.

И тут меня скрутила судорога истерики, а через секунду Всевышний даровал блаженное забытье.

Когда очнулся, я понял, что моим похитителям пришлось не только вновь связывать меня, но и совать деревяшку между зубами. И сделали они это для моего же блага.

Старик что-то пытался спросить, но я был не способен его услышать – в ушах до сих пор звучали крики, которых мне вроде не дано слышать, а во рту все еще ощущалась мерзостная смесь эмоций, которые в принципе не могли иметь вкуса.

Меня вырвало, и, кажется, не первый раз за последнюю пару минут.

Поняв, что я в глубоком ауте, меня оставили в покое, дав возможность свернуться калачиком и затихнуть в спасительном отрешении от всего мира.

Когда кто-то попытался меня привести в чувство в следующий раз, я с вялым удивлением увидел славянские лица – это был телохранитель княжны в сопровождении казаков из посольства. Волколак и два беролака. И я был им рад, хотя казалось, что больше никогда уже не испытаю этого чувства.

Психика человека очень странная штука. Она одновременно и хрупка, как фарфоровая ваза, и крепка, будто стальная плита. Тут одно из двух – либо разобьется и, даже восстановившись, человек будет каждой жилкой ощущать наполненные клеем трещинки между мелкими черепками, либо сумеет выстоять, став еще крепче. Я выстоял, и броней, которая помогла не тронуться умом, стали здоровый цинизм, не совсем здоровый эгоизм и злость – обжигающая, как раскаленный металл, ярость.

Окончательно в себя я пришел только в посольстве, укутанный в одеяло и смотрящий на поднесенный графом бокал с коньяком. Мы опять находились в библиотеке – видно, Антонио решил, что эта обстановка для меня будет самой уютной.

Рядом с ним стояла Даша и смотрела на меня с трогательным беспокойством.

Не думал, что она вообще способна на подобную эмоцию.

Как оказалось, способна, но ненадолго. Ее лицо вновь стало иронично-холодным, как только княжна увидела мою слабую улыбку.

– Мио амико, что с вами произошло?

Вот кто не стеснялся выказывать искреннюю обеспокоенность за другого человека.

Одним глотком выпив предложенный коньяк, я отобрал у графа бутылку и знатно приложился уже к ней. Затем отдышался и начал рассказывать. Причем во всех красках и с подробностями. Проняло даже княжну, а граф опять стал бледен, как тогда – после казни незадачливой мстительницы.

Закончил я свой рассказ решительным заявлением:

– Мне нужно увидеться с Ши Киу.

– Вам нужно успокоиться и ждать дальнейших указаний, – ответил мне надменный голос, раздавшийся откуда-то сзади.

Оказывается, у моего выступления был еще один слушатель. Точнее, два, потому что посла сопровождал один из казаков охраны.

Неужели он решил, что меня нужно будет успокаивать силой? Так вот, он совершенно прав.

– Вы слышали мой рассказ, ваше превосходительство?

– Да, не с самого начала, но услышал я достаточно.

– И вы будете защищать этого детоубийцу?

– Я буду защищать интересы моего императора, – холодно заявил посол. – И вы тоже, потому что состоите на службе у империи, что бы вы там у себя в Новгороде ни думали по этому поводу.

Я почувствовал, как меня опять захлестывает не так уж давно отошедшая истерика, поэтому постарался держать себя в руках. Слова пробивались через мои стиснутые губы как плевки:

– Он откусывал детям головы и выплевывал их, как… как вишневые косточки!

В конце я все-таки сорвался на крик и почувствовал, что меня опять трясет. Но вдруг истерика отступила, и я ощутил на плечах чьи-то прохладные ладони. Затем тонкие пальцы легли мне на затылок, и Даша тихо прошептала:

– Успокойся, я все решу. Тебе нужно отдохнуть. Позволь мне все решить.

Распирающая меня злоба на грани паники вышла, как воздух из пробитого шарика. И не то чтобы я полностью доверился княжне, но в этой ситуации все, чего я мог добиться, – это попадания в смирительную рубашку, ну или в мотки веревки покрепче, если оной рубашки в хозяйстве не найдется.