Патрик Ротфусс - Хроника Убийцы Короля. День второй. Страхи мудреца. Том 2

Я снова открыл глаза и увидел, что она на меня смотрит. Выражение ее лица было невинным, почти что обиженным, как будто она не могла понять причины отказа. Я лелеял свой маленький огонек гнева. Никто не смеет так обходиться со мной. Никто! Я отстранился. Между бровей у нее появилась небольшая морщинка – так, словно она была недовольна, или злилась, или сосредоточивалась.

Фелуриан протянула руку, чтобы коснуться моего лица, взгляд у нее был внимательный, словно она пыталась прочесть нечто, написанное в глубине моей души. Я попытался было отодвинуться, помня ее прикосновение, однако тело мое только содрогнулось. Капли пота дождем падали с моей кожи на шелковые подушки и гладкий живот подо мной.

Она мягко коснулась моей щеки. Я наклонился, чтобы поцеловать ее, – и что-то внутри меня лопнуло.

Как будто последние четыре года моей жизни унеслись прочь. Внезапно я вновь очутился на улицах Тарбеана. Трое мальчишек, крупнее меня, с сальными патлами и свиными глазками, выволокли меня из разбитого ящика, где я спал. Двое из них держали меня, придавив мои руки к земле. Я лежал в грязной луже, лужа была ужасно холодной. Было раннее утро, на небе еще горели звезды.

Один из них зажимал мне рот ладонью. Это не имело значения. Я уже много месяцев провел в городе. Я знал, что на помощь звать не стоит. В лучшем случае никто не придет. В худшем – кто-нибудь придет, и их станет еще больше.

Двое из них держали меня. Третий резал на мне одежду. Он порезал и меня тоже. Они рассказывали, что они сейчас станут со мной делать. Они противно дышали жаром мне в лицо и ржали.

Тогда, в Тарбеане, полуобнаженный и беспомощный, я почувствовал, как что-то поднялось внутри меня. Я откусил два пальца на руке, которая зажимала мне рот. Я услышал визг и брань – один из них отшатнулся. Я напрягся и забился, пытаясь освободиться от того, который все еще держал меня. Я услышал, как треснула моя собственная рука, и его хватка ослабла. Я взвыл.

Я сбросил его с себя. Не прекращая завывать, я вскочил. Одежда висела на мне клочьями. Я сшиб одного из них наземь. Шаря по земле, я нащупал выбитый из мостовой булыжник и этим булыжником сломал ему ногу. До сих пор помню, как она хрустнула. Я дубасил, пока не перешиб ему обе руки, а потом проломил ему голову.

Подняв глаза, я увидел, что тот, который меня резал, исчез. Третий привалился к стене, прижимая к груди окровавленную руку. Глаза у него были белые и безумные. Потом я услышал приближающиеся шаги, выронил камень и бросился бежать без оглядки…

И вот внезапно, много лет спустя, я вновь превратился в того озверевшего мальчонку. Я вздернул голову и мысленно зарычал. Нащупал что-то внутри себя – и ухватился за это нечто.

Внутри меня воцарилась напряженная тишина, молчание, которое наступает перед раскатом грома. Я ощутил, как воздух вокруг кристаллизуется.

Мне сделалось холодно. Я отстраненно собирал осколки себя и соединял их вместе. Я – Квоут, бродячий актер, эдема руэ по рождению. Я – Квоут, студент, ре-лар при Элодине. Я – Квоут, музыкант. Я – Квоут.

Я стоял над Фелуриан.

Я чувствовал себя так, словно всю жизнь провел в полусне и впервые проснулся по-настоящему. Все выглядело четким и резким, как будто мне дали новую пару глаз. Как будто мне и глаза были не нужны – словно я воспринимал мир напрямую, непосредственно разумом.

«Спящий разум! – слабо осознала какая-то часть меня. – Он больше не спит», – подумал я и улыбнулся.

Я взглянул на Фелуриан и в этот миг понял ее всю, с головы до пят. Она из фейе. Ее не интересуют добро и зло. Она повинуется лишь желаниям, во многом как ребенок. Ребенка не волнуют последствия. И летнюю грозу тоже. Фелуриан походила и на дитя, и на летнюю грозу, и все же не была ни тем, ни другим. Она была древней, невинной, могущественной и гордой.

Не так ли видит мир Элодин? Не об этой ли магии он говорил? Не тайны и не уловки, но магия Таборлина Великого. Она всегда была рядом, я лишь до сих пор не видел ее.

Это было прекрасно.

Я встретился взглядом с Фелуриан, и мир застыл, словно во сне. Я почувствовал себя так, словно меня затянуло под воду и сдавило грудь, не давая сделать вдох. В этот краткий миг я был ошеломлен и беспомощен, как если бы меня ударило молнией.

А потом этот миг миновал и мир вновь пришел в движение. Но теперь, глядя в сумеречные глаза Фелуриан, я знал ее гораздо глубже, а не просто с головы до пят. Я понимал ее до мозга костей. Ее глаза были как нотный стан, заполненный аккуратно выписанными нотами. Мой разум наполнился этой внезапно услышанной песней. Я взял дыхание и пропел четыре отчетливые ноты.

Фелуриан резко приподнялась. Она провела рукой перед глазами и произнесла слово, колючее, как битое стекло. В голове громовым раскатом взорвалась боль. В глазах начало темнеть. Я ощутил во рту вкус крови и горечи.

Потом мир вновь сделался отчетливым, я едва не упал, но успел взять себя в руки.

Фелуриан нахмурилась. Выпрямилась. Встала. С сосредоточенным лицом шагнула вперед.

Стоя она оказалась не такой уж высокой и ужасной. Ее голова едва доставала мне до подбородка. Черные волосы ниспадали вниз копной тени, прямо как лезвие ножа, пока не касались ее выпуклых бедер. Она была хрупкой, бледной и совершенной. Никогда прежде не видел я столь милого лица и губ, созданных для того, чтобы их целовать. Она больше не хмурилась. И не улыбалась. Ее губы были мягкими и полураскрытыми.

Она сделала еще шаг. Всего лишь выдвинула ногу вперед, и все же это простое движение было подобно танцу, и ненарочитое колыхание ее бедер завораживало, как огонь. Один лишь свод ее босой стопы говорил о сладострастии больше, чем все, что я повидал за свою недолгую жизнь.

Еще шаг. Ее улыбка была широкой и яростной. Она была прекрасна, как луна. Ее могущество окутывало ее, точно плащ. Воздух дрожал от него. Могущество простиралось за ней, точно широкие незримые крылья.

Теперь, когда она была так близко, что я мог бы коснуться ее, я ощущал, как гудит и трепещет в воздухе ее сила. Желание вздымалось вокруг меня, точно морские волны в бурю. Она воздела руку. Коснулась моей груди. Я содрогнулся.

Она встретилась со мной взглядом, и в сумраке ее глаз я вновь увидел четыре отчетливо выписанные строки песни.

Я пропел их вслух. Они вырвались из меня, точно вспугнутые птицы в небо.

И внезапно мой разум вновь очистился. Я перевел дух, не отпуская ее взгляда. Я снова запел, и на этот раз я был полон ярости. Я в голос выкрикнул четыре резкие ноты. Они были упруги, светлы и тверды, как железо. И, когда они прозвучали, я почувствовал, как ее сила дрогнула – и разлетелась вдребезги, не оставив в опустевшем воздухе ничего, кроме боли и гнева.

Фелуриан вскрикнула и села, так внезапно, будто у нее подкосились ноги. Она обняла колени и свернулась в комочек, глядя на меня огромными испуганными глазами.