Рик Риордан - Красная пирамида [litres]

– Постой. Куда ты нас зовешь? – спросил я.

Анубис махнул рукой, в воздухе возник черный прямоугольник двери.

– Вас хотят видеть.

Сейди взяла его за руку и исчезла в темноте. Мне ничего не оставалось, как отправиться туда же.

Зал суда преобразился. Весы по-прежнему оставались главной его достопримечательностью, но я сразу заметил, что теперь они исправны. Все так же расходились и тонули в сумраке черные колонны. Но добавилось нечто новое. На зал наложилось голографическое изображение реального мира. Только теперь вместо кладбища, о котором рассказывала Сейди, это была гостиная с белыми стенами, высоким потолком и массивными венецианскими окнами. Двустворчатая дверь вела на террасу, а вдали виднелся океан.

Я буквально онемел. Сейди находилась в таком же состоянии. Мы оба узнали это место – гостиную в нашем лос-анджелесском доме, террасу с видом на Тихий океан. Последнее место, где мы жили всей семьей.

– Зал суда интуитивен, – послышался знакомый голос. – Он отзывается на сильные и яркие воспоминания.

Только теперь я заметил, что трон больше не пустует. На нем восседал… наш отец. У его ног, свернувшись клубочком, лежал Аммит-пожиратель.

Я едва не бросился к отцу, но что-то меня удержало. Во многом он оставался таким же, каким я привык его видеть: длинное коричневое пальто, мятый костюм, запыленные ботинки. Чувствовалось, он совсем недавно обрил голову, как делал всегда, и подстриг бородку. И выражение отцовских глаз было знакомым. Он всегда смотрел на меня так, когда гордился мною.

Но от отцовского тела исходило странное сияние. Как и зал, отец находился одновременно в двух мирах. Я сосредоточился и тогда увидел более глубокий уровень Дуата.

Там отец был выше и сильнее и одет в наряд египетского фараона. На нем и при нем были все предметы фараоновой власти. Меня поразила его кожа темно-синего оттенка, как вода в глубине океана.

Анубис шагнул к отцу и встал рядом. Мы с Сейди опасливо переминались с ноги на ногу.

– Что же вы стоите? – спросил отец. – Идите сюда. Я не кусаюсь.

При нашем приближении Аммит-пожиратель угрожающе зарычал, но отец погладил его крокодилью голову и велел замолчать.

– Это мои дети, Аммит, и нечего на них рычать.

– П-пап, это ты? – запинаясь, спросил я.

Скажу вам честно: хотя после битвы с Сетом прошло уже несколько недель и хотя почти все мое время уходило на восстановление особняка, я ни на минуту не переставал думать об отце. Всякий раз, увидев в библиотеке какую-нибудь картинку, я вспоминал, как отец рассказывал мне древнеегипетские мифы и легенды. Свою одежду я держал в шкафу, но сложенной в чемодан. Не мог смириться с мыслью, что наши бесконечные поездки окончились навсегда. Иногда я даже забывал, что его нет рядом, и привычно оборачивался, желая что-то сказать или о чем-то спросить.

И вот, невзирая на лавину чувств, бушевавших внутри, я не нашел ничего умнее, как сказать:

– А ты посинел.

Отцовский смех был настолько искренним, настолько его смехом, что напряжение мгновенно разрядилось. Отец смеялся громко, и эхо его поддерживало. Даже Анубис не выдержал и улыбнулся.

– Иная территория – иной цвет кожи, – объяснил отец. – Простите, что не позвал вас сюда раньше, но ситуация…

Он вопросительно посмотрел на Анубиса, прося того подсказать нужное слово.

– Осложнилась, – тоном дипломатического представителя подсказал Анубис.

– Да. Осложнилась. Знали бы вы, как я горжусь вами и в каком долгу перед вами боги.

– Об этом после, – заявила Сейди.

Она решительно направилась к трону. Аммит зарычал на нее, но моя сестрица ответила ему таким рычанием, что миниатюрное чудовище было вынуждено замолчать.

– Так кто ты теперь? – спросила она. – Мой отец? Или Осирис? И вообще, ты живой?

– Ну что я тебе про нее говорил? – с восторгом произнес отец, глядя на Анубиса. – Свирепее Аммита.

– Мог бы и не говорить, – без тени улыбки ответил Анубис. – Я уже привык побаиваться ее острого язычка.

– Как ты сказал? – вспыхнула Сейди.

– Попробую ответить на твой вопрос, – продолжал отец. – Я одновременно Осирис и Джулиус Кейн. Одновременно живой и мертвый, хотя современный термин «повторно используемый», возможно, более точен. Осирис – бог мертвых, но и бог новой жизни. Чтобы вернуть его на трон…

– Тебе пришлось умереть, – перебил я отца. – И ты это знал заранее. Ты намеренно сделался хозяином Осириса, зная, что умрешь.

Меня трясло от злости. Я со всей остротой ощущал то, на что решился отец, но не мог поверить, что он это сделал.

– Так ты это имел в виду, говоря об «исправлении» событий?

Отец ничуть не изменился в лице. Он все так же смотрел на меня с гордостью и нескрываемой радостью, будто даже мой крик доставлял ему удовольствие. Это разозлило меня еще сильнее.

– Знал бы ты, Картер, как я по тебе скучал. Словами этого не выразить. Но мы сделали правильный выбор. Все мы. Если бы вы спасли меня в Верхнем мире, мы бы лишились всего. Впервые за многие тысячи лет у нас появилась надежда на возрождение, надежда остановить хаос. И все благодаря вам.

– Но ведь можно было действовать иным образом! – не сдавался я. – Ты бы мог сражаться и как смертный человек, без… без…

– Картер, Осирис при жизни был великим правителем. Но после смерти…

– Он стал в тысячу раз могущественнее, – сказал я, вспомнив не раз слышанную от отца историю.

Отец кивнул.

– Дуат служит основанием мира смертных. Если Дуат охвачен хаосом, это сразу же передается и в Верхний мир. Помочь Осирису вернуться на трон – только первый шаг. Но он был в тысячу раз важнее всего, что сделал бы я в Верхнем мире, проживи хоть целый век. Исключение составляет лишь мое отцовство. Это не менее важная миссия. Я был и остаюсь вашим отцом.

Слезы жгли мне глаза. Я понимал справедливость отцовских слов, но они мне совсем не нравились. Сейди разозлилась еще сильнее меня, только ее гнев предназначался Анубису.

– Говоришь, у меня острый язычок?

Анубис не успел ответить.

– Дети, была еще одна причина, побудившая меня к такому решению, – откашлявшись, продолжал отец. – Думаю, вы догадываетесь какая.

Он протянул руку, и из сумрака вышла женщина в черном платье. У нее были золотистые волосы, умные синие глаза и знакомое лицо. Она была похожа на Сейди.

– Мама, – выдохнул я.

Она глядела то на меня, то на Сейди, будто это мы были призраками.

– Джулиус рассказывал мне, как здорово вы выросли, но я не могла поверить. Картер, ты наверняка уже бреешься…

– Мама…

– И встречаешься с девчонками.

– Мама!

Только родители умеют за три секунды превратиться из самых удивительных в мире людей в… сам не знаю кого.

Она улыбнулась, и мне пришлось справляться с двумя десятками противоречивых чувств, охвативших меня. Я годами мечтал о том, что мы снова будем жить вчетвером в нашем лос-анджелесском доме. Но не так, чтобы дом выглядел голографическим изображением, мама – призраком, а отец… «повторно используемым». Почва уходила у меня из-под ног, превращаясь в зыбкий песок.