Джордж Мартин - Пламя и кровь. Кровь драконов [litres]

Лорд Штормового Предела Бормунд Баратеон, также предупрежденный, ждал на мысе Гнева, чтобы оказать врагу горячий прием, но случая ему не представилось. Джейехерис с сыновьями Эйемоном и Бейелоном обрушились на дорнийцев из облаков на Вермиторе, Караксесе и Вхагаре. В воздух полетели арбалетные болты и стрелы из скорпионов, но убить дракона не так легко. Несколько стрел отскочило от их чешуи, одна пробила Вхагару крыло, но летучие чудища уже снизились и изрыгнули огонь. Корабли загорались один за другим и на закате еще пылали, «как сто свечей в море». Обугленные тела еще полгода прибивало к берегам мыса Гнева, но ни один живой дорниец не ступил на штормовой берег.

Четвертая Дорнская война была выиграна за один день. Пираты со Ступеней, наемники из Мира и корсары с Перечного Берега присмирели на время, а принцессой Дорнийской стала Мара Мартелл. Джейехериса и его сыновей в Королевской Гавани встречали восторженно: даже Завоеватель не выигрывал войн без единой потери.

У принца Бейелона была и другая причина для радости: Алисса снова вынашивала дитя. Теперь, как Бейелон сказал брату, он молился, чтобы родилась дочь.

Алисса рожала на этот раз тяжело и в 84 году подарила мужу третьего сына, названного в честь Завоевателя Эйегоном. «Меня зовут храбрым, но ты намного храбрее, – сказал принц, сидя у постели жены. – Я бы скорей сразился в дюжине битв, чем претерпел такие мучения». – «Ты создан для битв, а я вот для этого, – засмеялась Алисса. – У нас уже трое, а когда я поправлюсь, сделаем еще одного. Хочу нарожать тебе двадцать сынов, чтобы у тебя была своя армия».

Этому не суждено было сбыться. В груди Алиссы билось сердце воина, но она так и не оправилась после рождения Эйегона и умерла двадцати четырех лет от роду в том же году. Принц Эйегон пережил мать ненадолго и умер, не дожив до года. Бейелон утешался, глядя на двух других своих мальчиков, и всегда чтил память своей прекрасной принцессы с разными глазами и сломанным носом.

Боюсь, что теперь мы дошли до одной из самых неприятных глав в долгой повести о Джейехерисе и его королеве. Речь пойдет об их девятом ребенке, принцессе Сейере.

Рожденная в 67 году, тремя годами позже Дейеллы, она получила всю отвагу, коей недоставало ее сестре, и всегда была жадной – до молока, до всей прочей еды, до любви и похвал. В младенчестве она не столько плакала, сколько кричала, и ее пронзительные вопли наводили страх на всех служанок Красного Замка. «Если она чего хочет, то вынь да положь, – писал Элизар, когда принцессе было всего два года. – Да помогут нам Семеро, когда она подрастет. Драконьим стражам придется запирать Логово на замок». Знал бы он, сколь пророческими окажутся эти слова…

Септон Барт писал о двенадцатилетней Сейере уже иначе: «Она дочь короля и хорошо это знает. Слуги исполняют все ее приказания – быть может, не так быстро, как ей бы хотелось; лорды, рыцари и придворные дамы всячески угождают ей, ровесницы соперничают, чтобы с ней подружиться. Всё это Сейера принимает как должное и не желала бы ничего иного, будь она первенцем, а еще лучше – единственным ребенком. К несчастью, она девятая, и шесть старших детей родители любят ничуть не меньше. Эйемон будет королем, Бейелон скорей всего десницей при нем, Алисса обещает превзойти свою мать, Вейегон ученее, Мейелла благочестивее, с плаксой Дейеллой все носятся, Сейеру же приласкать никто не считает нужным, она ведь не плачет. Это неверно: все дети нуждаются в ласке».

По сравнению с покойной Эйереей, дикой и непокорной, Сейера могла показаться образцом хорошего поведения, но это было одно лишь притворство. В этом возрасте не всегда заметна грань между невинными шалостями и злыми проделками, однако принцесса, без сомнения, не раз ее преступала. Зная, как Дейелла боится кошек, она то и дело подсовывала их сестре в спальню, а как-то раз посадила в ее ночной горшок пчел. В десять лет она пробралась в башню Белый Меч, схватила все белые плащи, что попались ей под руку, и выкрасила их в розовый цвет. В семь уже знала, как и когда стянуть на кухне пирожки и прочие лакомства, а вскоре начала воровать эль и вино и к двенадцати годам частенько являлась в септу подвыпивши.

Королевский дурак Том-Репка то и дело становился жертвой ее проделок и порой, сам того не ведая, помогал ей в них. Однажды перед большим пиром она уговорила его прийти туда голым: так-де смешнее. Это вызвало всеобщее недовольство, а принцесса уже придумала еще более жестокую шутку: сказала, что Том станет королем, если на Железный Трон заберется, и неуклюжий дурачок в кровь изрезал себе руки и ноги. «Злое дитя», – говорила о ней одна из септ (до тринадцати лет Сейера сменила полдюжины септ и горничных).

Нельзя сказать, что хороших качеств у нее вовсе не было. Мейстеры говорили, что она на свой лад не уступит умом Вейегону. Красотой ее боги тоже не обделили; выше Дейеллы ростом, она росла столь же живой и сильной, как другая сестра, Алисса, и могла очаровать кого угодно, стоило ей пожелать. Братья Эйемон и Бейелон не уставали смеяться ее проказам (не зная худшего), а у отца она выпрашивала всё, что хотела: котенка, гончую, пони, сокола, лошадь (на слоне она получила отказ). Мать Сейеру меньше баловала, сестры же, как говорит Барт, ее недолюбливали.

И вот она расцвела. Король и королева, намучившись с Дейеллой, не без облегчения, возможно, заметили, что другая дочка неравнодушна к придворным юношам. В четырнадцать Сейера сказала отцу, что хочет стать женой принца Дорнийского или Короля за Стеной, чтобы быть королевой, «как матушка». Увидев в замке черного летнийского купца, она не упала в обморок подобно Дейелле, а рассудила, что и за него не прочь выйти.

К пятнадцати она оставила эти пустые фантазии. Зачем мечтать о чужеземных монархах, когда при дворе столько красивых оруженосцев, лордов и рыцарей? Из множества поклонников Сейера вскоре приблизила к себе трех. Джонас Моутон был наследником Девичьего Пруда, Рыжий Рой Коннингтон в свои пятнадцать стал уже лордом Гриффин-Руста, девятнадцатилетний рыцарь Бракстон Бисбери по прозвищу Шмель, наследник Медовой Рощи, считался лучшим копьем Простора. Завела она себе и близких подруг, Перианну Мур и Алис Торнберри, которых называла Пери и Ягодкой. Три девицы и трое юношей были неразлучны на всех пирах и балах, вместе охотились и как-то дошли под парусом до Драконьего Камня. Когда молодые люди наезжали с копьями на кольца или скрещенные мечи, девушки их подбадривали.

Король, вечно занятый с лордами, послами и советниками, смотрел на это благосклонно. Им не придется обшаривать всю страну в поисках жениха для Сейеры: вот они, женихи, под рукой, целых три. Королева же сомневалась и говорила: «Сейера неразумна, хоть и умна». Леди Перианну и леди Алис она считала пустоголовыми дурочками, Моутона и Коннингтона – бесчувственными юнцами. «И Шмель этот мне не нравится. Говорят, у него уже есть два бастарда, один в Просторе, другой здесь, в Королевской Гавани».