Иван Вологдин - Война орденов. Время Орды

— Но у вас общие дети…

— Они будут жить в достатке. И они воспитаны как простые люди. Сету было не до няньканья с ними. По большому счёту они ни в чём не виновны, но оставить древнего мертвеца в нашем мире я не могла. Любить он не научился, а я для него была всего лишь сосудом для экспериментов…

Варвара подошла ближе и погладила меня по голове, играя волосами.

— Ох, Торопка — расторопка. Вечно ты спешишь все познать и всё успеть. И спеша делаешь очень много ошибок. Жизнь… она более степенна и расчётлива, чем ты можешь вообразить… И мне жаль тебя, но помни, все грехи можно замолить…

— Даже столь страшные? — я поднял вверх глаза, полные слез.

— Да. Ибо все они были совершены ради любви. Любви к своей женщине, любви к детям. У тебя есть шанс, вернуться в Светлую Поляну, где я буду ждать тебя…

— Разве ты не выжила?

— От черного пламени не выживает никто. Да я и не хотела. Не существовать же мне до конца дней моих головешкой! — Варвара легко и звонко рассмеялась как когда-то, — ну все, мне пора, Гамаюн! Спасай сына и очень много думай над своим поведением, иначе больше не свидимся.

Тепло улыбнулась Варвара и растворилась в воздухе, чтобы больше никогда не спускаться в это злачное место.

Растворился и меч, полностью удовлетворенный обстоятельствами своей кончины.

Остался только я и из туманной темноты на меня медленно надвигалась фигура Богини.

— Иди прочь, человек. Твоё время не настало. Ты проживешь долгую жизнь, но выйдя из тёмной поляны, полностью лишишься силы. Иди прочь.

Мир перевернулся, заставляя меня осесть на кровати подле израненного Владимира.

Лишившись руководства, монгольские воины отступили, под ликование дружинников и ведунов Алого Ордена, которые так и не изведали, какой ценой великих жертв досталась странная победа летом 1264 года.

Но дальнейшая история уже не будет историей моей. Находясь в теле обычного, немощного мирянина, отныне, я мог освещать только события, видимые мною из окна кельи, а это не так интересно для внимания привередливого читателя, привыкшего к невероятным историям моей жизни.

Скажу только одно. Вплоть до 1281 года, формально являясь Воеводой Ордена, я не пропускал ни дня, чтобы в жаркой молитве не испросить прощения у погубленных людей.

И по малой капле, горе и ощущение греховности, растворялись в понимании новой силы. Силы искренней молитвы.

И обычный человек силён изрядно, коль безоговорочно верит в свои деяния. В силу своих слов. В силу мыслей.

Мы формируем окружающие нас миры под стать и в угоду нашему мышлению, а посему, под конец жизни, во снах, на горизонте забрезжило призрачное видение Светлой Поляны, где мне приветливо махали, издалека, две женщины — моя дорогая и горячо любимая Кана, и великая подруга детства, пресветлая Варвара, чей удивительный подвиг я постарался закрепить на страницах данной повести.

Пришла пора, уходить… И ухожу я без жалости, но с надеждой, ибо сил не хватает даже для того, чтобы поставить точку собственной рукой, а поэтому не вижу смысла держаться за бренное тело, которое еще можно было бы поддерживать в относительном порядке пару — тройку лет, благодаря медикаментам Феофана. Но смысл? Это против природы.

Теперь, пребывая на грани исчезновения из физического мира, я мало о чём сожалею.

Жизнь чересчур непроста, чтобы пройти её безгрешным. Для этого нужно было отринуть любое житейское стремление, всецело погрузившись в тишину монастырской жизни, что тоже является, по сути, грехом, при тех обстоятельствах, что терзали моё Отечество в век великих потрясений.

Я не остался в стороне и прошёл дорогу полную проб, подвигов и ошибок.

Теперь, в далекий путь отправляешься и ты, мой дорогой сын Владимир. И пусть эта повесть послужит тебе примером.

Я прощаюсь с вами навсегда.

Подпись. Гамаюн Самослав. Сын Ульва. 5 число месяца Цветня 1281 года от рождества Христова.

Сегодня, светлым, ясным, осенним днем моего отца, Гамаюна Ульвовича из рода Самославов не стало.

Ушел отец тихо, спокойно, без лишней суеты, поднявшись после обедни в свою келью. Его нашли ближе к вечеру, за рабочим столом, к которому он нашел силы подойти, но так и не смог взять гусиное перо, чтобы начертать последние строчки распоряжений и приказов.

Хотел ли он составить очередной указ или грамоту? Хотел ли он написать письмо или внести поправки в своё многостраничное послание, лежащее подле тела? То нам неведомо. Известно лишь одно — Русь покинул великий воин и ведун, всю свою жизнь посвятивший тому, чтобы изгладить ошибки молодости.

Получилось ли у него это? Лишь отчасти. Слуги Сета и его сыновья по-прежнему сильны и скрываются на просторах великой Орды, сплоченной под знамёнами новых ханов. Русь по-прежнему нестабильна, раздроблена и на своих просторах носит невероятное количество внутренних, скрытных врагов.

Даже за два десятилетия Алый Орден так и не отошел от последствий битвы у цитадели, и я принимаю бразды правления над значительно ослабшим братством, лишившимся всех крепостей в иных княжествах, к тому же, после смерти отца, разобщенного внутренними раздорами и противоречиями.

Я не боюсь трудностей, ибо меня готовили к ним. Я уверен, что не пройдет и пары лет, как Алый Орден восстановит все нарушенные набегом связи, пополнит казну и будет готовиться к окончательной, финальной битве за освобождение и объединение Руси.

В отличие от своего отца я менее сентиментален и более суров по нраву. Отсутствие матери, строгие учителя и телесные наказания ужесточили нрав, сделав внутреннюю суть крепкой как кремень, за что я боготворю и ненавижу собственного родителя.

Мои малый брат Мирослав, зная мою суть, ушёл в бега, переметнувшись на сторону противника, едва известие о смерти родителя коснулось его ушей. Подле меня, за моей спиной, осталась только молодая сестра Анна, записывающая эти слова на бумагу, как итог великой, но странной жизни Гамаюна.

Я начну и завершу и свою повесть, но это произойдет не сейчас, а на склоне лет, когда мой опыт станет достаточно осмысленным, чтобы передать его на бумаге достойно, следуя правилу предельной честности, а пока я слишком молод для этого, и окружен множеством проблем.

Я слышу, как ропщут мои недоброжелатели, подстрекая легковерных людей на переворот и присвоение власти Мирославом над Алым Орденом. Они как тараканы перемещаются из палаты в палату обсерватории, выискивая новых союзников на ночную вылазку и нет подле меня людей, подобных Феофану и Сергию, способных их остановить.

Я не боюсь их. Моя сила велика. Сила сестры велика. Моими ушами и глазами уже давно стал новый домовой обсерватории, которого пришлось завести и всему обучить.