Константин Крапивко - Бог пива [litres]

– Так надо, друг мой, – сказал граф, – впрочем, я уже перехожу к сути. В одной из решающих битв Войны отличился простой чеширец. Он сразил мага, одного из самых могущественных на то время. И, разумеется, сам пал – превратился в камень, таково было посмертное проклятие чародея… Кстати, если не секрет, а вы на себя какие посмертные проклятия наложили?

– А вы?!

– Но я же не маг… я вас прекрасно понимаю, любезный друг. Будь я магом – тоже не стал бы болтать о таких вещах. Так я дорасскажу. Вы, наверное, уже сами догадались, что этот ловкий чеширец был граф Константанцинный, прямым потомком которого являюсь я.

Генеральный секретарь церкви Одного, а этот пост в те страшные годы занимал герцог Апап, издал эдикт. Поскольку свободных земель на тот момент не было, а наградить окаменевшего героя было необходимо, эдикт объявлял и сам доблестный монумент, и его наследников королями Всея Контуперии и Окрестностей – тогда уже было известно, что за морем живет такое племя. Один эдикт одобрил и подписал.

– Огненный чародей, чужеземец не сказал тебе самого главного! – возмущенно вмешался Касалан. – Контуперы – любимые питомцы Одного! Еще до войны он запретил чужеземцам плавать к нам и вмешиваться в нашу жизнь.

– Да, тут есть небольшое противоречие, – согласился граф, – в результате которого законные короли Всея Контуперии никогда не бывали в своем королевстве и никогда не видели своих подданных. И, что самое печальное, даже налогов с них никогда не получали…

– О налогах даже и не мечтай! – буркнул Касалан. Подумал и мрачно добавил: – Ваше величество.

– А что стало с окаменевшим? – спросил я. – Надеюсь, его расколдовали?

– Это, увы, невозможно, – сказал граф. – Хотя есть надежда, что со временем заклятье потеряет силу и предок оживет. Сначала мы держали его в парке, но там, сами понимаете, – голуби, непогода, псы лапу задирают… Отец выделил для статуи отдельную комнату в замке. С тех пор специальный человек поддерживает в ней нужную температуру и следит за влажностью… Но я вижу, вы опять зеваете. Поспите немного, дорогой Энди, это вас освежит.

Я благодарно закрыл глаза и почти сразу задремал, как провалился. Спал я опять недолго: надо мной раздался оглушительный треск, и сразу вслед за треском что-то твердое обрушилось мне на грудь, выбив из меня дух.

– Ну вот, она все-таки сломалась, – услышал я спокойный голос графа. – Скажите, Дик, вам что, других деревьев мало? Вы едва не наступили на меня и пришибли своим суком несчастного Энди!

– Извини, Энди, не хотел, – пробасил Дик. – Ну хватит играть в червяка. Подумаешь, палочку на него уронили…

– Больно дерется проклятая палка, – простонал я, смаргивая слезы и пытаясь набрать воздух в легкие. Ну почему, почему его не повесили, когда была такая возможность? – Ладно, забудем… Свои люди, сочтемся.

– Забудем и сочтемся, – наставительно уточнил граф, – разные вещи, милый Энди. Настолько разные, что у нас их даже называют антонимами.

– Какие все умные! – буркнул я. – И вовсе не антонимы это, нечего! Антоним к «забудем» будет «вспомним», вот.

– Энди, – окликнул меня Бьорн. – Хватит там ползать! Иди к нам, поможешь с Крысом, все равно ничего не делаешь.

– Ну почему графа никто не дергает? – возмутился я. – Ладно, помогу…

Крыс все так же лежал недалеко от обрыва, свернувшись калачиком и чихая. Над ним склонились Касалан и Бьорн. Касалан сжимал в руках дымящуюся кружку с каким-то варевом.

– Подержите его, – распорядился он. – Да не так, пусть сядет…

– Ox, – проныл вконец расклеившийся Крыс сквозь чихание, – ох, не могу… Дайте помереть спокойно…

– Пей! До дна, до дна!

Зубы Крыса выбили частую лихорадочную дробь по кружке, половина варева пролилась ему на грудь. Однако, выпив, Крыс немедленно перестал чихать. Вместо этого немного побился в наших руках в припадке, похожем на эпилептический, и затих, видимо потеряв сознание.

– Эх, – сказал Бьорн, – да демон с ними со всеми того-этого! Подвиньтесь, дайте-ка я!

– Умоляю Великого не делать этого, – строгим, вовсе не умоляющим тоном сказал Касалан. – Погоня рядом. Я чую… Они уже у контуперов, в нашей деревне.

– Ну, тогда разницы никакой, – сказал Бьорн, – за нами все равно удобная тропинка осталась. Подвиньтесь!

– За нами нет тропинки, – возразил Касалан. – Вы все слышали, как я камлал в дороге. К рассвету духи поднимут траву и сотрут наш след.

– Спасибо, конечно, – вздохнул Бьорн, – спасибо. Но все равно это вряд ли поможет. Мы не слишком-то резвы.

– Они не догонят нас, – сказал Касалан твердо, – мы будем у драконьих гор раньше!

Я наклонился и прижался ухом к груди Крыса. Что-то там еще плюмкало и сипело.

– Вроде дышит…

– Пока дышит, – уточнил Крыс чуть слышным шепотом.

– Подвинься, говорю! – Бьорн пихнул Касалана. – Пусть ему суждено скоро умереть, но он умрет не так.

– Я отвечаю за больного, – не отпихнулся Касалан. – Завтра утром он будет способен продолжить путь. Великий забыл, что его преследует и третья сила?

– Ефрей-то? Тоже мне третья сила! Кишка у него тонка. Ефрея всегда можно заговорить, это все Небеса знают. Хотя он может вызвать демона… а демон нас, конечно, того-этого…

– Ну что, гиганты медицины, как дела? – спросил подошедший к нам граф. В руках он держал одеяло. – Что решил консилиум? Что необходимо сделать в первую очередь: трепанацию, ампутацию или эпиляцию? Давайте на одеяле перебазируем пациента к костру, пусть чихает с удобствами.

– Я сам перебазируюсь, – просипел Крыс. – Пойло вроде помогает. Еще есть?

Мы помогли Крысу подняться и дойти до костра, у которого суетился Ухо Дятла. Склонившись над нагревающимся котлом, он явно вознамерился бросить туда что-то из лежащего рядом раскрытого мешка…

– Не сметь! – крикнул Бьорн, бросаясь вперед и отвешивая контуперу подзатыльник. – Вредитель! Отойди! Пока не испортил все!

– Так есть же хочется, да! – плаксиво проныл Ухо Дятла, и я вдруг почувствовал зверский голод.

– Уйди, уйди, я сам! Это надо же было додуматься, в не закипевшую воду… – Бьорн отодвинул контупера и полез в мешок. – Лучше дров поруби, чтобы я ночью топориком не брякал…

– Скоро сготовится? – спросил я, сглатывая слюну.

– Минут через двадцать, – проворчал Бьорн, ловко разворачивая какой-то сверток. – Если мне мешать не будут…

Я сходил, забрал из своего мешка меховое одеяло, трубку, табак и вернулся к костру. Вокруг огня собралась уже вся компания. Компания дружно уставилась на священнодействующего над котлом Бьорна. Пахло мясным, вкусно и остро. Я постелил одеяло и уселся между графом и Ухом Дятла, напротив Маленького Дика, у которого непроизвольно шевелилась нижняя челюсть, как будто он что-то жевал.