Алексей Изверин - Чужая корона [litres]

И расхохотался басом, показывая удивительно здоровые и белые зубы.

Тройка наемников вторили ему.

– Сейчас покажу, – пообещал я, втыкая меч в песок. Глаза графа расширились на минуту, он уже открыл рот, чтобы что-то сказать, да не успел.

Я достал пистолет и выстрелил.

На долгую, длинную и страшную секунду был страх, что выстрела не будет, что физические законы этого мира не позволяют гореть и взрываться пороху, а пуле вылетать из ствола, или еще чего-то…

Но ничего подобного. Выстрел, руку мне толкнула отдача, и один из наемников свалился замертво. На его лбу нарисовалась красная точка, шлем с головы слетел в падении, разбрызгивая жидкую серо-красную кашицу.

– Опа, – зачем-то сказал я, поразился тому, как невежливо и глупо это звучит, а потом еще раз поразился, что у меня возникают столь несвоевременные мысли.

Немая сцена.

Второй выстрел разнес вдребезги, на длинные блестящие сосульки, графскую саблю. Третий выбил из-под графа ногу, и он с воплем свалился в кровавую пыль, согнувшись и пытаясь дотянуться до коленки.

Кто же сказал, что у меня не получается? Одно долгое, слитное движение… Все как надо, разве что вокруг чужое солнце и мир чужой.

А кровь-то от барона Седдика натекла!

– Эй, вы, двое, – хрипло сказал я. – Хотите жить дальше, то хватайте вашего командира и в такой же вид!

Побелевшие наемники часто-часто закивали.

– Потерпи, барон Седдик Гор! – Я встал рядом, нашел его руку и крепко сжал в своей. – Потерпи еще чуть! Я знаю, ты сильный воин! Я хочу, чтобы ты это видел! Потерпи!

– Ваше высочество, что тут… – Мастер Клоту встал как вкопанный. Потом быстро поставил свой ящик на землю, раскрыл, склонился над ним, стал там копаться и вдруг замер, опустил плечи. – Ваше высо… величество? Что они делают?

Я не ответил.

Граф взмахнул руками, отгоняя от себя своих людей, да те были ловчее, ухватили его под мышки, вздернули на ноги. Один сноровисто опутал веревкой локти, второй вспорол штаны.

Граф заорал. Низкий, тягучий и басистый вопль из самого его естества.

Сорвались со стены любопытные галки, закружили над разоренным поместьем.

– Ваше величество, вам не стоит на это смотреть! – вдруг нашелся мастер Клоту.

Я промолчал.

Наемники, предвосхищая мои желания, усадили графа лицом к децималу Седдику. Подняли за бедра, поводили мускулистым задом и опустили.

Ш-шшпок!

Второй раз заорать граф не успел, один из наемников так же сноровисто набросил ему на голову его же пояс, завязал его через открытый рот. Пояс мокрый, в наркоте, уже успели вымочить. Второй дождался, пока кол не покажется из плеча графа, несколькими ударами откуда-то взявшегося молотка расплющил его острие и водрузил туда плошку с наркотическим зельем. Щелкнул зажигалкой, которых так много наделал мастер Виктор, вверх потянулся дымок.

Умелые ребята.

Вот как быстро и слаженно все делают, выдрессированы хорошо! Палача-то уже нет, наверное… А эти пригодиться могут, в городе от них все отвернулись уже давно, бежать от меня им некуда, верные будут, как псы…

Два выстрела прозвучали одновременно, оба наемника рухнули под ноги хозяина.

– Спасибо, – сказал я зачем-то.

Барон Седдик улыбался. Он улыбался шире и шире, изо рта его пошла тонкая струйка крови.

– Покойся с миром, друг. – Я приставил ствол пистолета к его груди, попытался потянуть за спуск.

Пальцы не слушались. Я не ощущал свою руку, по ней бегали отвратительные слабосильные мурашики, как будто и не было ничего. Как будто не я недавно прикончил троих и как будто не я приказал усадить на кол одного.

Да что же я делаю! Ведь он страдает!

Выстрел в сердце.

Второй. В его жену. Тоже в сердце.

Мой учитель обмяк, но голову держал ровно. Через наступающий туман беспамятства я видел, что он продолжал улыбаться, даже сквозь кровь и смерть.

Почему-то мне казалось, что он улыбается мне. Я очень хотел на это надеяться.

И тут стало темно.

Я открыл глаза и лежал, глядя в потолок. Потолок кружился у меня перед глазами, кружился, стремился куда-то вдаль. Мир походил на большой куб, стальной, покрытый почему-то теплым мехом. Чуть нажмешь, а под ним сталь, гладкие ворсинки не прожимаются и на сантиметр вглубь.

– В институт опаздываешь! – донеслось откуда-то со стороны. Ну так и опаздываю, ну и ладно… Можно и…

Вставать. Вставать, бриться, умываться и одеваться, потом брать свою сумку с тетрадями и бегом в институт.

Пряча лицо от родителей, прошел в ванную комнату, включил холодный душ и с минуту стоял под упругими струями воды, совершенно не ощущая, как дубеет кожа. Но мало-помалу стал рассеиваться туман в голове.

Может, забить сегодня на институт? Не ходить туда просто?

Надо выйти на улицу.

Сам не зная как, я оказался в «Макдоналдсе» около станции метро.

– Коньяка, – попросил я у продавщицы, которая уставилась на меня как на видение. – Ну что смотришь? – Я положил на стойку несколько крупных купюр.

– У нас не продают, могу предложить вам… – Она поглядела на меня с явным страхом, и почему-то это меня отрезвило. В самом деле, ну что я делаю-то? Кому все это надо?

Через силу улыбнулся, забрал деньги, дотопал до недавно открывшегося супермаркета. Охранник за стеклом сморщился, но отступил в сторону, пропуская меня внутрь. Непростой магазин, тут только новые русские затовариваются. Хмуро глянул на собрата-охранника, подошел к здоровенной витрине.

– Чего желаете? – возник за спиной консультант, лощеный молодой человек в дорогом костюме. Показалось мне или нет, но скрывалась у него в глазах этакая усмешка, мол, не с моим калашным рылом-то да в свиной ряд, или как там его правильно…

Я открыл кошелек, показал стопку купюр.

– Коньяк, хороший. Лимон. Два стакана пластиковых. Батон черного хлеба.

Показалось мне, точно, что тут был кто-то? На кассе пробили чек, я без звука расплатился, двинулся в сторону выхода, сгорбленный, с пакетом под мышкой.

– Эй, приятель. – На плечо мне опустилась чья-то тяжелая рука.

– Что? – Повернулся я. Передо мной стоял охранник магазина.

– Забыл. – Мне в карман вложили несколько бумажек и мелочь, сдачу. – Сдачу забыл, говорю. Иди-ка ты домой, что в таком состоянии по улице шататься? Налетишь еще на кого ненароком. Может, тебе такси вызвать?

– Спасибо. Я сам. – Я пошел к выходу.

Тут, около железнодорожных путей, никого не бывает. Почти что никого. Для бомжей место неудобное, слишком открытое, для того, чтобы поставить ларек – тоже не комильфо, народ тут не ходит. Парк небольшой, яблоневый, лавочки стоят вдоль тропинки, но с приходом перестройки про уборку территории прочно забыли. Не говоря уж о том, что надо бы снег сгребать… Так и оставили. Детьми мы сюда бегали, а взрослыми нет уже, у взрослых свои заботы.