Соман Чайнани - В поисках славы

– Э… да? Что такое? – спросил Тедрос.

Ланс сердито взглянул:

– Я приказал этому плешивому шалтай-болтаю показать мне расходные книги Камелота, а он отказался. Тогда я пригрозил, что выдеру ему последние волосенки, а он заявляет, что, дескать, может показать кому-нибудь свои пыльные тетрадки только по приказу короля…

– А он королем официально еще не признан, – вставил Королевский казначей, злобно посматривая на Тедроса. – Думаю, может быть, стоит позвать сюда тех, кого могут заинтересовать назначенные за вашу поимку деньги. – Он криво ухмыльнулся, глядя на Гиневру и Ланселота, и торжествующе закончил: – Думаю, что в казне хватит золота, чтобы заплатить обещанное вознаграждение.

Наверное, не следовало невысокому лысеватому человечку разговаривать таким тоном и смотреть на Тедроса свысока, как на какого-нибудь поваренка. Он наконец почувствовал себя Львом . Словом, Тедрос воспрял.

– На данный момент я твой единственный король, друг мой. И до тех пор, пока ты планируешь оставаться в Камелоте, то и ты, и все остальные в этом замке находятся под моим командованием. Поэтому ты передашь расходные книги королевства без лишнего шума и больше никогда не осмелишься угрожать моей матери и Ланселоту. А теперь самое интересное.

Тедрос повернулся к Лансу:

– Всыпь ему как следует.

Королевский казначей только ахнул.

Всыпать как следует Ланселот умел очень даже хорошо. И минуты не прошло, как казначей, утирая расквашенный нос и повизгивая как пес, которому лошадь отдавила копытом лапу, скрючился за своим столом, выложив перед этим на него стопку пыльных гроссбухов, которые Ланс, Тедрос и его мать тут же унесли с собой. Они разложили их в Синей башне, на потертом мохеровом ковре в гостиной, уселись сами и принялись внимательно изучать.

В углу гостиной печально стояла засохшая пальма в кадке, голубенькие обои от старости пошли пузырями, из щелястого потолка с крыши просачивалась вода, падая медленными тяжелыми каплями на треснувшую мраморную каминную полку – кап, кап, кап…

Над головами назойливо жужжали комары, пахло плесенью и пылью, но все трое ничего этого не замечали и продолжали сидеть на потертом ковре час за часом, медленно листая гроссбухи Королевского казначея. Вскоре за окнами начало смеркаться, и слуги принесли тарелки с жареным цыпленком и шафрановым рисом. Наскоро перекусив, все отставили опустевшие тарелки в сторону и вернулись к своей работе.

Наконец Ланселот оторвался от цифр, поднял голову и объявил:

– Они вдвое подняли налоги с бедняков и среднего класса и совсем освободили от налогов богачей и крупных землевладельцев. Но даже при таком раскладе в казне должно было скопиться много денег. Столько, что с лихвой хватило бы на вооружение и содержание армии. Но где же они?

– Действительно, почему доходы растут, а Камелот на грани банкротства? Ничего не понимаю, – подхватила Гиневра. – А у кого книги расходов?

– У меня. Я просмотрел их, – сказал Тедрос, постукивая пальцами по раскрытому гроссбуху. – Там вроде бы все в порядке, если не считать отчислений в фонд УК. Вот сюда суммы уходят просто астрономические.

– Что такое фонд УК? – спросила Гиневра.

– Украшение Камелота, – пояснил Тедрос. – Этот фонд советницы основали после смерти отца. Перечисленные деньги должны были идти на содержание и ремонт замка. Последние полгода сбором средств в этот фонд занималась Агата…

Он резко замолчал.

Все трое подняли головы и медленно огляделись по сторонам.

Пузыри на обоях… засохшая пальма в углу… на полу потертый жалкий ковер… и по треснувшей каминной полке стекают капли …

– Хорошенькое дело, – проворчал Ланселот. – Не знаю, куда уходили деньги из того фонда, но только не на ремонт замка, это точно.

– Куда же они, в таком случае, уходили? – покачала головой Гиневра. – Куда утекает все золото Камелота?

– Есть только один способ выяснить это, – сказал Тедрос, с шумом захлопывая гроссбух. Он поднялся на ноги, поправил съехавшую корону и сверкнул глазами, сразу став похожим на свой портрет, висящий в Зале королей. – Вот теперь настало подходящее время для встречи с этими самыми советницами.

– Кровь Артура? И как вы думаете, что бы это могло означать? – спросила Николь.

– Тсс! – шикнула на нее Софи. – У нас с Агатой секретный разговор, не для чужих ушей…

– Да вы так кричите, что вас хочешь не хочешь, а услышишь, – усмехнулась Николь.

– Ты маленькая вредная поганка…

– Может быть, прекратите эту грызню? – вмешалась Агата.

Они, все трое, были прикованы к цепи рядом друг с другом, а Богден, Уильям, Хорт, Дот, Анадиль и Эстер, прикованные к той же цепи, находились несколько впереди. Пленных сопровождали четверо пиратов-подростков. Одетые в черную кожу, помахивая обнаженными саблями, они ехали верхом – двое впереди всей группы и двое в хвосте. Пираты вели своих пленников по мощенным желтым и красным кирпичом улицам Жан-Жоли, раскаленным от жаркого летнего солнца. Чтобы посмотреть на них, из окон домов высовывались местные жители – Агата заметила у многих из них синяки под глазами и царапины на щеках.

– Жан-Жоли – это же королевство всегдашников, почему они не идут нам на помощь? – прошептала Софи, спотыкаясь о длинный, до земли, подол своего модного, украшенного рюшами и оборками голубого платья. – Разве всегдашники не должны выручать всегдашников, попавших в лапы сил Зла?

– Ты к силам Добра отношения не имеешь, – проворчала Агата, которой пот заливал глаза. – Слушай, перестань на меня натыкаться! Ты что, не могла надеть что-нибудь более подходящее для похода?

– Что-нибудь вроде твоего тряпья а-ля пацанка? Ты выглядишь сбежавшим с работы мельником. Мне же ближе Венди из «Питера Пэна» , только я не такая беспомощная и глупая, как она. Между прочим, я приказала Бубешвару укоротить подол, но этот дурак сбежал от меня вместе со своей суженой…

Софи снова споткнулась о свое платье, и ехавший рядом с ними верхом на лошади голый до пояса мальчишка-пират чувствительно приложил ее вожжами. Мальчишке было не больше шестнадцати – тощий, с обгоревшим на солнце облупившимся лицом и сломанным в двух местах носом.

– Симпотные цыпочки учатся в вашей школке. И много у вас там таких? Жаль, что меня туда не взяли, – хмыкнул он, пожирая Софи взглядом. – В ту ночь, когда у нас в школу забирали, ваш директор меня забраковал. – Он нагнулся ближе к Софи и добавил: – Между прочим, старина Уэсли – это я. А тебя как кличут, ласточка? Дружить со мной будешь? Спорю, ты пахнешь как теплый вишневый пирог.