Гай Орловский - Ангел с черным мечом [litres]

Азазель вздохнул:

– Ждите, не двигайтесь.

Он вернулся на кухню, слышно было, как звякает посудой, наконец появился в дверном проходе, держа в обеих руках изящную фарфоровую чашку, полную воды до ободка.

– Мишка, держи.

Михаил молча принял из его рук, Азазель сказал строго:

– Перелей в ту деревянную. Если ничего не произойдет, выпей. Если помрешь, похороны устроим по высшему разряду, обещаю!.. С музыкой. Какую желаешь послушать? А если вдруг выживешь… представляешь перспективы?

– Нет, – буркнул Михаил. – А ты?

– Конечно, не представляю, – ответил Азазель с достоинством. – Это называется экспериментом. Ты сейчас, как Лайка, ее запустили в космос перед Гагариным. Потом даже памятник и медаль в ее честь отчеканили!

– Заткнись.

– Если уцелеешь, – сказал Азазель заботливо, – сделаю глоток уже я лично, то есть собственной драгоценной персоной. Если не передумаю, я вообще-то непостоянный, как говорят женщины… Только все не вылакай, будь осторожен.

Михаил перелил воду в деревянную чашу, вода как вода, у Азазеля она идет из крана даже без фильтра, с некоторым трепетом взял в обе ладони. На краткий миг показалось, что держит в руках всю тяжесть земли, затем возникло ощущение, что в ладонях ничего нет. Чаша начала искриться внутри и снаружи, от всей поверхности пошло свечение, но свет странно ликующе чистый, все тот же Первосвет, пространство вокруг чаши пошло волнами, словно натянутую простыню слегка встряхнули с одного конца.

Азазель сказал очень ясным голосом:

– Сделай глоток, не больше… Если что не так, можно, наверное, и попятиться…

Бианакит добавил:

– У ангелов Тьмы такие же белоснежные крылья.

Михаил буркнул:

– Знаю. Ангелы Тьмы по обличью такие же, как и ангелы Света.

Но предостережение подействовало, с осторожностью всмотрелся в прозрачнейшую воду. В самой чистой может таиться яд, и хотя эта выглядит простой кристально чистой и бесцветной, но никто не говорит, что воюет на стороне Тьмы или Зла, все добиваются счастья для всех, а противники – Тьма и Зло, что бы они о себе ни говорили.

– Пей, – сказал Азазель настойчиво. – Или попробуем на Обизат?.. Все-таки женщина, у них организмы крепче. Да и не жалко, женщины у нас еще будут, мы же не моногамцы.

Михаил поднес чашу ко рту, снова то же ощущение тяжести, дрогнул, но заставил себя сделать пол-глотка. Огненный шар прокатился по горлу, но еще в пищеводе растворился приятным теплом.

Азазель спросил шепотом:

– Ну что?

– Не знаю, – ответил Михаил осторожно. – Вроде бы ничего… просто представилось, что лечу светлым и глупым ангелом, все хорошо и прекрасно, время счастливое и безмятежное.

Азазель сказал с сердцем:

– Ерунда какая… А сил больше?.. Мощи?

Михаил прислушался к себе, покачал головой:

– Нисколько.

– Тогда это бесполезно, – сказал Азазель с горечью.

Обизат тихонько пискнула:

– А если из этой чаши изопьет Гамалиэль?

Азазель сказал в сердцах:

– Ну и что, изопьет так изопьет. Слыхала же, вода остается водой.

– Ну а вдруг, – сказала Обизат, – а вдруг в чаше становится из простой воды непростой? По ней разве видно?

Азазель отмахнулся, но вдруг насторожился и остро взглянул на Михаила.

– Женщина если брякнет, – сказал он раздраженно, – то брякнет. Однако это может быть шансом. Как ты говоришь, Мишка, привиделось, что летал?..

Михаил не понял, Азазель чуть прищурил глаза, давая понять, что остальное скажет без Обизат. Михаил кивнул, повернулся к столу и начал осторожно перебирать извлеченные из тайника вещицы.

Обизат жадно следила, как он берет в ладони и рассматривает, но сама протянуть руку не решалась, обернулась к Азазелю.

– Это потому, – спросила она пугливо, – что он человек, любимое создание Творца?.. Ему позволено то, что не позволено нам?

Азазель кивнул, хотя по его глазам Михаил понял, что Азазель вспомнил и об элементале, что растворился в Михаиле, а те самые что ни есть демоны из демонов.

– Людям вообще-то позволено все, – пояснил Азазель.

– Почему?

– Неисповедимы пути Творца, – ответил Азазель. – Конечно, когда-то повзрослеем и поймем, но сейчас просто ерунда какая-то. Знаем только, что дал людям полную свободу даже от Себя! Удивительно, что сами опутали себя цепями запретов. Добровольно, подумать только!.. Хотя и ссылаются, будто эти законы им дал сам Творец. Как те же десять заповедей Моисею.

Михаил отложил в сторону браслет из дерева, с задумчивым видом рассматривал оба жезла, вертел их так и этак, но тот и другой оставались простыми палками из дерева, разве что гладко выструганными и с зачатками резьбы.

– Чтобы поднять самооценку, – пояснил он Азазелю. – Одно дело самому придумать, другое – получить от самого Господа!

– Но первое достойнее, – заметил Азазель. – Не так ли?

– Зато во втором больше силы, – напомнил Михаил. – От того, что придумал сам, можно отказаться, но что продиктовал сам Творец…

– Трус, – сказал Азазель с достоинством.

Михаил нахмурился.

– Это не трусость, – ответил он жестким голосом, – это дисциплина. Кстати, эти вот палочки… это заготовки для чего-то или же такими и должны быть?

Азазель улыбнулся во весь рот.

– Ты прелесть, Мишка. Я тоже люблю тоталитарную демократию с нечеловечьим лицом. Дисциплина – это наше все! И началась с запрета рвать яблоко с Древа… Постой, с браслетами тоже понятно, их надевают на руку. Или на ногу, смотря у кого какие. Вон у Обизат ноги тонкие, как спички…

– Это у кого спичечные? – спросила Обизат с обидой. – Ты сам спичечный!.. У моего господина мускулы! Что ему на бицепс, мне вместо пояса.

– Тебе только на посмотреть, – сообщил Азазель. – Да и то издали. Мала ишшо. К тому же чашу могли вырезать из одного ствола, а браслет из другого. Да к тому же из левой стороны!

Обизат испуганно спрятала руки за спину, словно браслет сам может прыгнуть ей на руку.

Аграт шла мрачная и злая, хотя двери перед нею распахиваются сами. Так встречают только особ с самым высоким статусом. Мрачные и торжественные залы с высокими сводчатыми арками открываются перед нею один за другим, безжизненные и холодные, а каменные изваяния в стенах провожают ее красными горящими глазами, у некоторых из ноздрей вьется легкий дымок.

Она даже не смотрела по сторонам, во дворце Сатана всегда пусто, веет смертной тоской и затаенной злостью.

Здесь все подчинено его всесокрушающей воле, суетливые слуги раздражают властелина преисподней тупостью и неповоротливостью, потому все свершается без них быстро и бесшумно.

Последний раз была здесь давно, но ничего не изменилось, подсвечники все те же только на стенах, потому свод тонет в темноте, создавая иллюзию беззвездного ночного неба, везде тишина, разве что слышится, да и то едва-едва, гулкое эхо от ее шагов.